<<< назад

Людмила Уфимцева

Родилась я в Казани. Окончила Казанский университет по специальности химик-органик. Работала много и продуктивно в науке, на производстве и в образовании.

Стихи начала писать в школе. Первая публикация состоялась в газете «Пионерская правда», но осторожная критика в редакционном письме надолго остудила мое рвение. Если потом и писала, то – в стол.

Неожиданно для себя стала дипломантом конкурса «Песни о Казани-99». С удивлением обнаружила, что в родном городе есть литературные объединения. Например, «Галерею» при музее художника Константина Васильева вел его друг, председатель Казанской организации Союза российских писателей Виль Мустафин. Благодарна судьбе за это знакомство - Виль Салахович был прекрасным учителем и незаурядным человеком.

В «окололитературных кругах» тех лет было мало оптимизма:

«А мы – НИКТО, в своем – НИГДЕ

пройти мечтали по воде.

Писали, пряча трепет строк

от глаз в рождественский чулок.

И падали метеориты

не найдены и не открыты…»

Первый самиздатовский сборник лирики появился в 1998 году – «Впадает в ночь родившийся ручей», в 2003-м второй - «Кони шальные». В издательстве «Отечество» вышла документальная повесть «Здание из красного кирпича», а также сборники стихов «Я с куполами говорю на Вы» (2006) и «Фиолетовых яблок паденье» (2008). Последнее стихотворение, давшее название сборнику, посвящено Вилю Мустафину:

Фиолетовых яблок паденье на черную землю

Лунный свет маскирует умело седым серебром.

Звук удара – глухой, потому я его не приемлю,

Сок не брызжет из ран, рассеченных оконным ребром.

Я по белым изгибам тропинок крадусь осторожно

И вскрываю печати, чтоб тайну чужую узнать.

Ни в отчетливом сне, ни в бредовом дыму невозможно

Догадаться: кому предназначено яблок обилье собрать.

Тишины на Земле не бывает, - ночная пичуга

Голоса подает и пытается тьму отогнать.

«Почему не светает?- спрошу я губами испуга, -

Где же синь незабудок, что давеча сеяла мать?

Где тот ласковый дар, что росою даруется свыше

Каждой твари, личинке, травинке-былинке, листку? …

Слава Богу! – Вот дождь пробежался по толевой крыше,

Я жива!... Так пойду поклонюсь голубому цветку.

Печаталась также в коллективных сборниках «Галерея» (2006) и «Белая ворона» (2007).

Последние публикации прозы: журнал «Идель» № 10’2009, газеты «Казанские ведомости» №№ 78/79, 98/99’2009 и «Республика Татарстан» (№ 4 за 12.01 2010).

Люблю поэзию шестидесятников, особенно А.Вознесенского, Б.Ахмадуллину и казанских поэтов – Н. Беляева, Р. Кутуя, В. Мустафина, С. Малышева, Р. Кожевниковой.

Сбылась моя мечта – услышать и увидеть Беллу Ахмадуллину - на «Аксенов-фесте» в октябре 2007 года. Так родились строчки:

                                                   Ахмадуллиной Б.А.

Она читала, темперамент строк

Срывался голосом, стучал в висок.

Глаза светились праздничным разрядом,

И тихо искры опускались рядом.

Кровь проявила на щеках румянец,

И он играл, и отливался глянец

На лбу в прозрачных каплях влаги,

И орошал в ее руках бумаги.

Она читала, замер зал внимая,

И под гипнозом публика немая

Ей сердце мячиком послала к сцене,

Где школьником на длинной перемене

Самозабвенно, из конца в конец,

Сновал ворота защищая чтец…»

НОВЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

                          Домой

                                   Выпускникам химфака КГУ

                              1.

В вечернем воздухе  духи цветущих лип,

Снимают фонари-флаконы клип :

Там  мостовые принимают летний душ,

 И сизари пьют воду теплых луж.

К поребрику на тротуарах пыль прибита,

Играет музыка и дверь кафе открыта.

Гарь шашлыков насытить обещает

Голодных, их под крышу зазывает.

Вот зданье круглое, что на углу живет

С открытым ртом – его прозвали «бегемот».

Бульвар за портиком, где лавочки «в решетку»

Студенты  бойко окрестили «сковородкой».

Слышны куранты. Ностальгия. Сколько лет

Мы врозь с тобою университет?

                                  2.

Пришли не все, нас – шестеро, стоим.

«Белохалатники» с прическами седыми.

« Не изменились. Нам видней,» - твердим,-

«Хотя  понятно, что не молодые.»

«Куда теперь? Давайте, как тогда –

Сад ленинский, кафе, нехитрая еда.»

В вечернем воздухе деревьев аромат,

В пробирках водка, - химики «гудят».

Прощались долго, а ученый в кресле-

Смотрел поверх очков. На этом месте

Мы обнаружили – в компании седьмой.

Пробирку полную оставили. Домой!

30.06.07- 35 лет спустя

* * *

                                           Вилю Мустафину

 Сентябрь желтым красил дерева,

 Сигары-стружки с высоты бросая.

 И провожала листопад трава,

 В последний путь, от холода спасая.

 Мал век людской - живи до той поры,

 Пока не станешь цифрою реестра,

 Усталым путником нагой коры,

 Плывущим под мелодию оркестра.

 Был ясный день. На кладбище тепло

 Отпетому. Потоки солнце лило.

 Кружили пчелы. От венков – белым-бело,

 И рисовали облака могилы.

 А тот, который сверху наблюдал

 За действом, что намечено рукою,

 Не мог не знать и знал, что больно нам,

 И утешал и посылал покоя.

 Здесь насекомые и птицы и цветы

 Все жили, радуясь и повинуясь воле,

 Как будто мир, куда уходишь ты,

 Всего -  командировка и не боле.

18.09.09

*   *   *

Свет самых отдаленных звезд

Идет до нас миллионы верст.

Длиннее путь, чем в жизни лет,

Звезды уж нет, но льется свет.

Теперь и он от нас далек,

учитель наш и наш пророк;

печальный рыцарь защищал

язык от самых скверных жал.

И то, как сердцем он стерег

словесность – нам теперь урок.

И будет враг, кто «неплохи

и только» про его стихи

сказать посмеет, судьи где?

Пусть отражается в воде

что вечно – вот ответ:

звезды уж нет, но льется свет.

14.12.09

*   *   *

Коварен вирус, всякий – жертва гриппа,

Ртуть чистит минус за окном до скрипа.

Хандра сковала мысли и движенья,

Слов стало мало строить предложенья.

Пустеет лист, с него сбегают строчки,

Лень держит вист, качаясь на шнурочке.

Я закипаю чайником на плитке,

Храню тепло под грелкой, как улитка.

И кисну в блюде, поднимаюсь тестом,

Сползаю, шлепаюсь на доску мягким местом.

Формуюсь, выпекаюсь в жаркой печке,

И украшаюсь фруктами и свечкой.

Темно и сыро, давит тяжесть груза.

Неужто грипп добрался и до музы?

15.12.09

РАССКАЗЫ

На дне оврага

   Случилось это в те далекие гагаринские семидесятые годы. Компания по переписи населения должна была стартовать через три дня. Телефонограмма секретаря Советского райкома комсомола с пометкой «Срочно» уже лежала на столе директора Института органической и физической химии им. А.Е.Арбузова. Готовился приказ. Я попала в список двадцати сотрудников, откомандированных для успешного завершения мероприятия.

-Надеюсь, - сказал начальник отдела кадров собравшимся, - вы с честью справитесь с поставленной задачей, товарищи. Особо отличившихся ждет премия.

   На следующий день нам выдали папки с учетными бланками, распределили участки и проинструктировали каждого работника персонально. В течение двух недель мы должны были обойти дома, общежития, учебные заведения и организации на своей территории и сверить имеющиеся данные о прописанных жильцах с фактически проживающими. Заполненные бланки сдавались в штаб по переписи населения. На моем участке было пять Вузов : КАИ, КХТИ, Сельхозинститут, здания педагогического и медицинского институтов. Граница учетной территории проходила по улицам Комлева ( Муштари), Вишневского, Ершова и Карла Маркса.

   Поначалу работа показалась мне скучной. Весь день открывать двери домов и общежитий, возиться с бумагами, объяснять жильцам необходимость компании, отвечать на вопросы. Вечерами я торопилась на занятия в Университет и только в половине десятого переступала порог дома. Жили мы в то время в коммунальной квартире аварийной пятиэтажки в центре Адмиралтейской слободы. На кухне из крана лилась холодная вода, отопление было печным. Готовили обед хозяйки на керосинках. Роль холодильника выполнял чулан с незакрывающейся в стужу форточкой. Единственное окно кухни зимой покрывалось льдом. Даже черный соседский кот неохотно прыгал на каменный подоконник. Но какой же уютной показалась мне наша квартира по сравнению с тем, в каких условиях жили горожане. Полутемные со скрипучими половицами, заставленные сундуками коридоры бараков еле освещались; в плохо отапливаемых комнатах полуподвальных помещений, приспособленных под общежития  выстраивались очереди на кухню и в туалет; старые, покосившиеся деревянные дома с провалившимися крышами, продуваемыми ветрами дворовыми туалетами и неработающими уличными колонками для воды доживали свой век. Несмотря на усталость, я постепенно привыкла к рабочей суете и безошибочно могла назвать сколько учебных зданий у каждого из Вузов, попавших в мой «квадрат», на какую улицу выходят окна их общежитий, как зовут комендантов и в какое время они обедают. Моя записная книжка пестрела адресами и фамилиями вперемежку с расписанием занятий и напоминала неряшливый дневник двоечника.

К концу второй недели я поняла, что вполне укладываюсь в плотный график переписи. Оставалось одно белое пятно в районе улицы Волкова, там где справа и слева от трамвайной линии  был глубокий овраг, застроенный с одной стороны  каменными «хрущевками». С этими пятиэтажками  я справилась за короткий срок. На противоположной стороне друг друга теснили деревянные дома и домишки. Я никак не решалась спуститься со склона, где растаявший снег обнажил земляные ступеньки, покрытые грязью. Выручить могли разве что болотные сапоги, а не мои ботиночки. Потому обзор неизвестной мне части города откладывался на «потом». Наконец, когда остался последний день, я собралась с духом и, прихватив с собой резиновые сапоги, практически, скатилась в овраг. Стряхнув пальто и варежки, я осмотрелась. Там наверху было шумно: чирикали воробьи и звенели трамваи, смеялись студенты, выбегая на улицу подышать после лекции, кряхтели и скрежетали машины. А здесь внизу – удивительно тихо, все движения людей и предметов казались нереально замедленными. Сугробы стояли высокими и сверкали белизной, как после обильного снегопада. Я невольно любовалась живой картинкой. Внимание мое привлек небольшой аккуратный дом, крыльцо и ставни которого были покрашены яркой краской, как на праздничной открытке. Я открыла блокнот и постучала в дверь.

-Входите,- послышался  голос,- там не заперто.

За дверью стояла улыбающаяся хозяйка – седая , хрупкая женщина в длинном, вязанном платье.

-Прошу Вас, девушка. Мы как раз с мужем самовар поставили. Давайте с нами чай пить!

Я посмотрела на свою грязную обувь и растерялась. Прямо от порога тянулась бледно-голубая плетеная дорожка. Словно угадав мои мысли, Анастасия Александровна (так звали хозяйку) скороговоркой произнесла:

-А ну-ка, скиньте Ваши сапоги-скороходы, да наденьте наши тапочки-носки, такие они теплые да мягкие.

-Проходите, проходите, - услышала я голос хозяина,- здравия желаю. Будем знакомы, Анатолий Андреевич.

 Я посмотрела на часы с кукушкой. Стрелки показывали начало шестого. До шести необходимо было сдать папку в штаб. Заполнив необходимые графы в учетных документах, я собралась уходить и с любопытством озиралась по сторонам. Просторная комната напоминала музей народного творчества. Здесь все было сделано руками хозяев: подзорники, занавески, скатерть на столе, полотенца украшены вышивкой, вязаньем или аппликациями. В правом углу под потолком у иконы горела лампадка. На полках вдоль стены между книг стояли поделки из дерева. Мебель, как я выяснила потом, смастерил сам Анатолий Андреевич. На темно-коричневом карнизе над окном его рукой была вырезана надпись в виде пословицы: «Хлеб да соль ешь, а правду режь».

Кукушка навязчиво напомнила мне, что премия больше не светит.

-Да Вы угощайтесь, Людмилочка,- отвлекла от мыслей Анастасия Александровна,- вот пирог попробуйте с капусткой, а этот -  с яблоками. Печка наша славная пироги печет, как в сказке.

И от этих простых слов на душе стало так хорошо, как будто я вернулась в детство. А старики, ласково называя друг друга «Настенька» и «Толюшка», наперебой рассказывали забавные истории про детей и внуков  и показывали фотографии из альбома. Я слушала их и думала: «Что же такое счастье? Комфортабельная квартира? Выгодное замужество? Высокооплачиваемая работа? Нет! Вот оно счастье – лучиками играет в глазах людей, проживших вместе шестьдесят лет в любви и согласии. А дом их на дне оврага – волшебный остров в океане мегаполиса».

26.12.09

Бибикин из автотранспортного

Сашка плелся в техникум нехотя. Было пасмурное апрельское утро. Рыхлый снег покрывал мерзлую землю и кое-где предательски сверкали стекляшки луж. Ноги Бибикина то и дело сколшьзили и разъезжались в разные стороны. Глаза зудели, хотелось спать.

«И зачем только эти часы переводят?» – думал он. «Интересно, тот кто придумал это сам-то кем был «совой» или «жаворонком»? То , что сам Сашка был «совой» он не сомневался, потомучто до поздней ночи торчал у компьютера или телевизора. А вот утром вставал только с трех раз и то, если мать начнет сердиться.

Обычно этой дорогой они ходили с попутчиком – Данилкой, но сегодня Данилку вызвали повесткой в военкомат, начинался призыв. Справа и слева от Сашки торопились студенты, Бибикин кивал знакомым, здоровался за руку, кто-то угостил егог сигаретой, но курить Сашка не стал, и без того тошно. На часах было восемь пятнадцать.  Бибикин остановился недалеко от входа, поджидая однокурсников.

- Слышь, Санек – горланил Костик приближаясь.- Новость слыхал?

- Какую?

- Малышку увольняют. (Так ребята звали про себя преподавателя Людмилу Петровну с тех пор, как однажды кто-то из них подслушал, как она звала свою собаку: «Айза, малышка, иди сюда!)

- Почему? – протянул Бибикин, окончательно просыпаясь.

- Она опять чего-то директору стремное сказала, – продолжал Костик.

- А что именно? – поинтересовался Сашка.

- Да про маленькую зарплату преподавателей вякнула не по делу.

-Почему не по делу? Это же так и есть. Они только на две тысячи больше уборщиц получают, мне мать говорила. А она, Людмила Петровна в технаре больше двадцати лет вкалывает.

- Ну и что! – возмутился Костик, который слыл среди ребят «блатным» , а потому всезнающим. –А чего она «отцу крестному» уши заливает.Подумаешь, бедная, меньше надо свою мелочь в церковь носить – она ни одно воскресенье не пропускает, сектантка.

Бибикин посмотрел на Костика внимательно и тихо спросил

- Ведь ты , Костян, крест тоже носишь?

- Ну, ношу – сознался Бубнов.- Это мать хочет, чтобы я верующим был, а мне все одно!

Костика любила вся администрация учебного заведения. Он хорошо учился, был назначен старостой группы и с удовольствием распивал чай с заведующей отделением Натальей Витальевной, высокой , крупной женщиной с низким голосом, любопытным лицом и седыми волосами раз и навсегда уложенными в учительскую «химию».

Разговаривая с Костиком, Наталья Витальевна то и дело подливала чай и подкладывала на тарелку дорогие шоколадные конфеты и бутерброды, интересуясь, как ведут занятия преподаватели в их группе, о чем говорят, не ругают ли кого из администрации, не отпускают ли студентов раньше с занятий. И Костик все обстоятельно рассказывал, не упуская подробности, используя все свои недюжие актерские способности. В свою очередь Наталья Витальевна просила Анну Андреевну, классного руководителя Бубнова «закрывать  глаза» на его частые опоздания и пропуски. Да и стипендию Костик получал на бюджетной основе исправно , в то время, как другие платили в год почти двадцать тысяч.

Вскоре вокруг беседующих образовался круг из однокурсников. Последнюю новость все бойко обсуждали.

- Я слышал, - сказал Андрей Замятин, что ребят из шестидесятой группы директор заставил написать служебную о том, что Петровна выпрашивала деньги у ребят на магниты для доски и файловые папки для контрольных заданий.

- Ну и что? – спрашивали его ребята. – Так, Федоров написал, сосед директора по даче, а расписались все «блатные» из их группы.

- Да ведь это же неправда! Она просила помочь тех, кто может. Ведь канцтовары им не выдают из экономии средств.- возразил Бибикин.

- А че ты лезешь, Санек, че заступаешься, - прошипел угрожающе Костик, закрывая замок своей машины. .Родители Бубнова Костика работали на городском рынке и семья явно не бедствовала, а потому на третьем курсе единственному сыну купили старенькую «Волгу», чем тот очень гордился.

Ребята обступили плотным кольцом споривших. Кто-то вступился за Сашку, кто-то за Костю – завязалась перепалка, как между болельщиками разных команд на трибунах футбольного матча. Никто не заметил, как в ход были пущены кулаки. Звонок раздался как нельзя вовремя, и взъерошенные подростки направились в здание. Под глазом у Бибикина красовался кровоподтек, губа Бубнова была разбита.

Семестровые занятия студентов четвертого курса заканчивались зачетной неделей. Сегодня был вторник – зачет по английскому. Сашка сидел на крайне парте и глазел в окно. Преподаватель английского языка безнадежно пыталась обратить внимание слушателей на то, как работает двигатель, когда в бак залит плохой бензин, вдохновенно рассказывая это на языке Шекспира. Но для автомобилиста Бибикина слово « плохой» ни о чем ни говорило.Сашка вспоминал, как часто школьником приходил в городскую библиотеку, где работала его мать Светлана Николаевна, и часами перебирал книги, сидя на лестнице между стеллажами. Сашка любил читать. Когда он был помладше его интересовали загадочные истории и детективы, но повзрослев он начал читать стихи и понял, что это на всю жизнь. Он заучивал целые главы Лермонтова, знал стихи Тютчева и Блока, пел песни Высоцкого и Окуджавы под гитару отца.

   Взгляд Бибикина , рассеянно изучавшего дорожки перед техникумом задержался на женской фигуре , торопившейся  к входу. Она явно опаздывала, но время от времени останавливалась, чтобы перевести дух и откашляться. Людмила Петровна, узнал Сашка.

Он включил сотовый телефон – восемь сорок четыре.

- Вот те  на! – присвистнул Бибикин, - Опоздала Малышка!

Раньше такого никогда не было. Утром Сашка не встречал её в автобусе, она приезжала рано, к восьми , за полчаса до начала занятий.

- Ну, держись! Теперь уж к директору прямо в лапы. – подумал подросток.

Он посмотрел на крыльцо и увидел улыбающегося директора, открывающего дверь перед преподавателем.

- Что же Вы, Людмила Петровна опаздываете? Проходите в мой кабинет, я Вас давно жду- ласково говорил директор, загоняя женщину, как птицу в клетку и, посмотрев по сторонам, громко хлопнул дверью.

   Сашка заерзал на месте, попросив англичанку сходить в библиотеку за ручкой. Получив разрешение , он стремглав  вылетел в коридор. В конце коридора шумела группа ребят, ждавших начала экзамена у Людмилы Петровны. Спускаясь по лестнице Бибикин услышал разговор:

- Что нам теперь делать?

- Ничего! Будем сдавать экзамен бэжэдэшнику Николаю Александровичу.

- А Людмила Петровна?

- Малышку отстранили! –звенел голос вездесущего Костика.

Бибикин все понял и сжал кулаки, ему было до слез обидно за Людмилу Петровну.

Как-то Сашка приехал в техникум рано и, скучая, сидел в коридоре. Он обратил внимание, как Малышка сражалась, открывая замок.

- Саша, - услышал он жалобный голос Людмилы Петровны, - Ты не поможешь мне открыть? Бибикин попытался открыть дверь, но ключ никак не вставлялся в скважину. Сашка разобрал английский замок и вытряхнул добросовестно забитые кем-то из местных «изобретателей» спички. Дверь открылась.

Сашка возвращался в кабинет с новой ручкой и чуть не сбил с ног  шагавшую ему навстречу с пылающим красным лицом Людмилу Петровну. Чтобы как-то снять неловкость, Бибикин поздоровался и спросил:

- У нашей группы консультация в среду будет?

- Не знаю.- тихо ответила Людмила Петровна, затворяя за собой дверь.

Сашка жил в том же районе, что и Людмила Петровна и часто видел, как она прогуливает  « бородатую» собаку, стоит в очереди на рынке, или покупает газеты в киоске. Ему всегда хотелось  помочь одинокой женщине. А тут и случай представился Как-то в автобусе Людмила Петровна созналась, что кто-то сломал замок её почтового ящика и пропадает корреспонденция. Сашка вызвался отремонтировать. Дверь ему

открыла Людмила Петровна:

-У меня сегодня день рождения, проходи! Будем по соседски чай пить.

Сашка сидел в чистой и уютной двухкомнатной квартире Малышки с алой геранью на подоконнике. У ног хозяйки мирно спала собака  окраса «перец с солью», мирно тикали ходики и  с фотографий на книжной полке смотрели её сыновья-погодки : в маленькой рамке – в детском саду , а в большой – свадебные , с невестами. Сашка уплетал за обе щеки, явно удавшийся Малышке, пирог с картошкой и слушал, какие хорошие студенты были у Людмилы Петровны, как они готовили концерты, как выпускали стенгазеты…

И ещё он узнал, что Людмила Петровна тоже любит поэзию и сочиняет стихи.

Домой Сашка вернулся около девяти вечера. И на вопрос отца: «Где это он припозднился?» с гордостью ответил- «Помогал учительнице почтовый ящик ремонтировать!»

Вторник близился к завершению. После занятий Сашка зашел в молочный магазин, загрузил пакет и заторопился к матери в больницу. У Светланы Николаевны была астма и каждую весну она подолгу лежала в больнице. Ежедневно посещать мать было обязанностью сына. Отец много работал и приходил с работы поздно и Бибикин младший полностью справлялся с хозяйством.

Но сегодня к приходу сына отец был уже дома. На кухонном столе стояла недопитая рюмка водки. «Странно ,- подумал про себя Сашка,- батя давно уже не пил.»

- Есть будешь?- спросил Евгений Михайлович сына, подвигая глубокую тарелку с винегретом.

-Угу, - отозвался Сашка, кусая горбушку хлеба.

- Как мать?

- Ничего, привет тебе передавала.

- Тебе звонил Данил. Что там у вас с экзаменами?

- Людмилу Петровну отстранили, - признался Сашка.

- Да, да, – протянул Евгений Михайлович. А ты знаешь, сын, она была нашей классной руководительницей. Меня со второго курса в армию забрали, а когда демобилизовался, снова в техникум вернулся. Мать моя тогда тяжело заболела , я остался дома один.

Пришлось работать вечерами – грузил лес на железной дороге. Учебу запустил, хотели отчислять, да Людмила Петровна отстояла – оставили. Так , что я ей благодарен. Ты давай

Долго не засиживайся за компьютером. Ну я пойду лягу, мне завтра с утра за руль.

Сашка включил компьютер. Зазвонил сотовый.

- Санек, - заверещал Данилка, - давай письмо директору напишем, не хочу я экзамен бэжэдэшнику сдавать У нас есть среда Завтра – консультация, а экзамен в четверг, а?

- Ладно, - выдавил из себя Сашка, - Я подумаю.» и выключил телефон. Он сел к монитору и начал набирать текст: «Служебная записка: Я, студент группы ТМ-437 Прошу Вас…»

Евгений Михайлович проснулся во втором часу от кашля. Он встал и пошел на кухню. В соседней комнате горел свет. Сын спал одетым. На столе устало мигал компьютер. Евгений Михайлович щелкнул мышкой и прочитал: «прошу Вас не отстранять преподавателя Людмилу Петровну от экзамена. Я за нее ручаюсь – она хороший человек! Не обижайте ее».

 Рядом лежал аккуратный листок, написанный от руки, как положено, текст был другим:

Директору техникума Московцеву А.С.

Служебная записка

Я, студент группы ТМ-437 прошу оставить на время экзаменов преподавателя менеджмента Снегиреву Л.П.»

После даты стояла подпись: Бибикин А.Е.

Евгений Петрович отодвинул листок и выпрямился. Потом осторожно, на цыпочках подошел к кровати сына, раздел его, как в детстве ( отметив про себя в который раз, как он вырос) и бережно накрыв  одеялом, вышел из комнаты. Отец Саши, измученный болезнью жены и тяжелой работой ночами плохо спал. Вот и сейчас он поставил на плиту чайник и долго стоял у окна, наблюдая за мигающими огнями шоссе. Потом негромко так, как будто продолжал давно начатый разговор сказал своему отражению: «У меня растет хороший сын».

Было около пяти часов утра, когда Евгений Михайлович собрался на работу. Уже в дверях он немного помедлил, потом вздохнул и вернулся в комнату сына. Взял ручку и поставил на служебной записке рядом с подписью сына свою подпись и добавил : « Бибикин Е.М.».

- Вот так вот, - сказал Бибикин старший, - Все правильно!»

И вышел в ночь, впервые за долгие годы улыбаясь.

       = в начало =