<<< назад

Александр Воронин

СОБАКА БАСКАКОВА

(киноповесть)

Слепящее солнце заставляет сладко жмуриться. Ветер играет парусом. Волны просвечивают изумрудом, разбиваясь о борт белоснежной яхты. На палубе в блаженстве растянулся Колька Максаков, щуплый парнишка лет десяти.

Из каюты поднимается на палубу его молодая мама, в ярком купальнике, пышные волосы вьются на ветру. Она делает глоток из высокого стакана, в котором плавают кубики льда, прыскает Кольке на живот – тот вскакивает от неожиданности. Оба счастливо смеются.

На горизонте в синей дымке проступают горы. Утопает в зелени курортный городок. По побережью тянутся золотые пляжи. Мама дает сыну холодной воды, он с удовольствием пьет…

1

Параллельно с этой идиллией за кадром звучит монолог Кольки:

– Почему нам все время внушают, что далекие жаркие страны – это здорово? Почему считается, что плавать по морям и океанам – это романтика? А если меня укачивает? И от жары я чувствую себя словно вареный? Вдобавок кожа моя почти не загорает, сразу краснеет и начинает жутко болеть… И вообще, кто все это придумал – море, солнце, шоколадный загар? И ничуть загар не красивее белой, розоватой кожи с такими симпатичными веснушками.

Солнечная картинка от этих слов тускнеет, гаснет, и вот мы уже оказались в мрачной неубранной квартире, где спит Колька. Кровать ему давно мала, ноги свешиваются, он разметался во сне. Баба Вера поправляет одеяло, стараясь не разбудить внука. Но Колька все же проснулся, потому что с кухни раздался резкий крик матери. Что она кричала, из комнаты не разобрать, однако сразу стало ясно, что она снова пьяная.

– Не ходи туда, Колечко, – прошептала баба Вера. – Лучше мы ей завтра скажем, когда протрезвеет.

– Пить хочу, – сказал внук.

– Лежи, я тебе сама принесу.

Она уходит на кухню, крики слышны громче, можно разобрать отдельные слова, трудновоспроизводимые в литературном сценарии (поэтому мы их опускаем).

МАТЬ. Всех разбудила?

БАБКА. Ребенок проснулся.

МАТЬ. Ему в школу пора!

БАБКА. Какая школа – ночь на дворе. И когда ты угомонишься?

МАТЬ. Что, не могу после работы отдохнуть? Расслабиться?

БАБКА. Хоть один чистый бокал в доме есть? Ребенок пить хочет.

Колька не выдерживает, встает, бежит на кухню. Вид пьяной матери настолько не соответствует тому прекрасному образу на яхте (кадровая врезка), что он не находит слов…

– Что смотришь, сын? Осуждаешь маму? Ну, чего ты так смотришь? Пить хочешь? Пей!

Она протягивает ему свой стакан с водкой.

– Ты с ума сошла, Алька! – всплеснула руками бабушка.

Коля берет стакан и выливает спиртное в раковину.

– Ты что делаешь, гаденыш! – закричала мама. – Это же последняя…

Она резко вскинула руку и наотмашь ударила сына по лицу. Мальчишка летит в другой угол кухни, падает на пол…

2

И тут же оказывается на горном курорте, альпийской лыжной базе, в яркой спортивной амуниции.

Мимо пролетает, красиво изогнувшись на повороте, лыжник точно в таком же, как у Кольки, костюме. Он съезжает вниз, эффектно разворачивается и притормаживает, распустив веером фонтанчики снега. Колька машет ему, тот машет Кольке, мол, давай спускайся за мной.

Но мальчик не может решиться, видно, что на горных лыжах он стоит в первый раз.

– Папа, папа-а! У меня ботинок расстегнулся, – кричит Колька, хотя его амуниция в полном порядке. – Лучше я потом как-нибудь спущусь…

3

Коля спустился в подвал, посветил себе фонариком. В углу увидел кучу тряпья. Приглядевшись, понимает, что здесь кто-то устроил лежанку.

На улице тем временем светает, во дворе показались мать и бабушка Коли. Баба Вера в плаще, накинутом на ночную сорочку. Мать кутается в короткий пуховик. Теперь она притихла, сникла, лицо осунулось, глаза погасли. Чувствуется, ночной хмель из нее вышел, оставив мутное утреннее похмелье. Она еле передвигает ногами, не поспевая за матерью.

– Коля! Коля! – кричит баба Вера. – Где ты, мальчик мой?

– Тише ты, люди спят, – одернула ее дочь.

– Люди спят, – огрызнулась бабка. – А мы с ребенком, значит, не люди? Что же ты нам всю ночь спать не давала?

Они завернули за угол. На крышке канализационного люка греются бездомные собаки. Их тут целая стая. Женщины обошли их стороной.

– Сюда Колька точно бы не сунулся, – сказала дочь, опасливо озираясь. – С детства собак боится. Помнишь, его соседский Дик в три года напугал?

– А теперь родная мать на улицу, как щенка, выкинула!

– Сам ушел. Ты хоть видела, в чем он сбежал? Или раздетый выскочил?

– Я не заметила, как он исчез. Пока с тобой на кухне воевала. И как у тебя рука поднялась ударить сына?

– Не учи меня жить, мать, лучше помоги материально.

– Ей еще смешно!

– Какие тут шутки, сейчас загнусь с бодуна, – трясется дочь. – Дай двадцать рублей, в аптеке настойки боярышника куплю.

– Откуда у меня? В чем была выскочила, – отмахнулась баба Вера. – Кошелек дома.

– У тебя в плаще мелочи много было, вон звенит. И зачем он последнее вылил? Мне как раз на утро хватило бы…

– Захлебнешься скоро, Алка! – вздыхает мать. – Брось пить, тебе говорю, пока не поздно.

– Поздно уже говорить, – отвечает дочь. – Дай хотя бы червонец.

4

А в это время Колька услышал в подвале чьи-то шаги и замер, вжавшись в угол лежанки. Из темноты послышался тяжелый утробный рык – то ли огромного верзилы, прочищающего таким хриплым басом себе горло, то ли фантастического монстра из фильмов ужасов.

Из наполовину заложенного кирпичом подвального окна с улицы падает слишком мало света, чтобы различить приближающееся к Кольке чудовище. Мальчик достал фонарик, нащупал кнопку и нажал…

Тусклый луч света высветил страшную злобную морду чудовища. Колька закричал от страха, выпустив из рук фонарик. А чудовище оглушительно залаяло ему в лицо. Конечно, это была огромная собака. Она схватила за рукав старое пальто, которым мальчик укрывался на лежанке, и потянула его к себе, угрожающе рыча.

– Уйди! Уйди, пожалуйста, уйди! – кричал Колька тонким голосом, срывающимся от страха.

Он забился в угол, свернулся колечком, тонко завывая. Собака внимательно прислушивается к детскому плачу. Потом она запрыгнула на лежанку и легла рядом. Коля боится пошевельнуться, прямо над ухом дышит огромное животное…

5

Королевский мраморный дог вбегает в белый зал с колоннами. В зеркалах во всю стену отражаются хрустальные люстры. Коля в белом костюме с алой бабочкой проходит по залу, учтиво раскланивается с бабой Верой, разодетой в царские одеяния. За кадром слышатся бесконечные детские вопросы:

– Зачем человеку богатство? Разве он станет счастливее, если у него будет не два, а пять миллионов долларов? А сколько это будет на наши рубли? Не все ли равно… Когда в кармане совершенно пусто, как у меня сейчас, человек становится абсолютно свободен, потому что на исполнение желаний у него нет денег?

6

В опорном пункте милиции баба Вера давала показания участковому Тагиеву. Тот старательно записывал что-то в свой потрепанный блокнот, распухший от множества вставленных в него бумажек, справок и визиток.

– Волосы русые, темные, – диктовала баба Вера. – Нос прямой. Ушки слегка топырятся.

– Особые приметы? – продолжал писать и спрашивать Тагиев. – Есть что-нибудь такое на лице? Шрам, родинки…

– Ямочки на щечках, когда смеется.

– Значится, так и запишем, - улыбнулся Тагиев, но этого не записал. – Надо того мальчика рассмешить, и как появятся ямочки на щечках, стало быть, он и есть Коля Максаков. А если не станет смеяться? Вы сказали, мать его ударила. Выходит, должен синяк на лице остаться?

– Я не видела, – призналась баба Вера. – Пока я дочь на кухне унимала, он убежал.

– И вы даже не видели, в чем именно. В пальто, в куртке… В первый раз у вас такое?

– Первый раз, – вздыхает баба Вера. – Во всяком случае, при мне Алла никогда мальчика не била.

– Я спрашиваю, в первый раз она вот так на кухне ночью напивается?

– В последнее время чаще стала…

– А отец мальчика где? Не мог он к родителю податься?

– Да мы и не знаем, где тот Максаков проживает. Алиментов давно не шлет. Молодые развелись, когда Коле двух годиков не было. Вы найдете нашего мальчика?

– Вряд ли, – Тагиев поставил точку в протоколе и устало откинулся на спинку стула, – вряд ли он далеко ушел. Вы говорите, первый раз из дома сбегает. Значит, наверняка не знает, где обычно бездомные прячутся. Микрорайон у нас большой, а спрятаться, в общем, некуда – дома, новостройки, все просматривается на версту. Но если вы настаиваете на официальном розыскном деле, тогда, конечно, весь отдел на ноги поставят, все прочешут… Сами понимаете.

– Понимаю, – вздохнула баба Вера, – никто и пальцем не шевельнет. Пока сам не отыщется, никто его искать специально не будет.

– Вот и хорошо, что понимаете, – подытожил Тагиев, вставая. – У нас столько дел, народу не хватает. И потом, если завести розыскное дело, то вашего мальчика обязаны будут поставить на учет в инспекции по делам несовершеннолетних. Считайте, до конца школы ему придется в ИДН отмечаться. Оно вам надо?

– Товарищ лейтенант, вы уж сами его постарайтесь отыскать, – встает баба Вера, опираясь о локоть участкового. – Без официальных розысков. Вы свой микрорайон знаете, а дальше он не мог уйти. Он хороший мальчик.

7

Мальчик в это время проснулся в подвале, оттого что его лижет в лицо та большая собака. Она оказалась не ночным кошмаром, а молодой светлой овчаркой. Коля отпрянул от нее, она испугалась резкого движения – отскочила и оглушительно гавкнула. Но потом склонила набок голову и приветливо замахала хвостом.

– Вот ведь навязалась, – прошептал Коля. – У меня ничего поесть нет, а я маленький и невкусный.

Собака снова гавкнула, но теперь тише и приветливее, а затем выскочила в высокое подвальное окно и через минуту влетела обратно в подвал, держа в зубах длинную французскую булку в синей фирменной упаковке. Добычу она положила перед мальчиком и деликатно отошла на шаг. Коля поначалу не поверил, что собака принесла еду именно ему.

– Это мне? Спасибо, – он осторожно высвободил руку из-под пальто, которым укрывался, затем другую, надорвал целлофановую обертку и откусил засохшую булку с одного конца. – А ты будешь?

Собака сделала неуловимо быстрое движение вперед, клацнула зубами, отхватив с другого конца булки небольшой кусок. Прилегла и захрустела засохшим хлебом. Коля прожевал, снова откусил – и собака снова откусила со своего края. Мальчик засмеялся, она тявкнула. Так с каждым укусом булка уменьшалась с обеих сторон – и им приходилось подвигаться все ближе и ближе. Последний кусок Коля отдал собаке.

Но она вдруг насторожилась, громко залаяла и бросилась к окну.

8

В это время по улице шел участковый Тагиев. Он повернул к ночной стоянке во дворе, где молодой пацан в яркой спортивной куртке собирает с автовладельцев деньги. Тот участкового заметил поздно, хотел скрыться, однако сообразил, что удирать поздно, и сам пошел навстречу.

– Привет, командир, – радостно крикнул он, улыбаясь.

– Здорово, Пан, – ответил Тагиев. – Рэкитируешь население? Не даешь людям мирно возле дома парковаться?

– Мы же их тачки охраняем.

– Да ну? У тебя лицензия есть на индивидуальную предпринимательскую деятельность? – хмыкнул участковый. – Я с дежурства возвращался в четыре утра, что-то твоих сторожей не заметил.

– Так они службу профессионально исполняют. Это у вас главное, чтобы вас преступники издали заметили – и ноги сделали, – радостно заметил Пан. – А мои сторожевые псы натасканы так, чтобы не их все видели, а они замечали, если кто ночью к машинам станет подбираться.

– Вот и спроси своих охранников, не видели они ночью пацана лет десяти? Вчера из дома тут один сбежал. Да ты его должен знать, в одном доме живете. Колька Максаков из девяносто пятой квартиры.

– Малолеток не я знать должен, а они меня. А деток из песочниц мы в бригаду не принимаем.

– Ты соображай, соображай, – посерьезнел Тагиев, – прежде чем базарить. Тоже мне нашелся бригадир. Мальчишка с бабушкой живет, мать Алла выпивать в последнее время стала…

– Алка-алканавтка? Как же знаем такую, – сразу перестроился Пан. –Сына ее во дворе Максом кличут?

– Я же говорю, фамилия Максаков, – уточнил Тагиев. – Тебя тоже Паном ведь зовут, хотя ты у нас Панкратов С.Н., 1988 года рождения, привлекался по ряду дел, приводы в отделения имел…

– Я своим пацанам скажу, – снова заулыбался Пан, – они его из-под земли достанут.

9

В это время Колю из-под земли в буквальном смысле пыталась вытащить через подвальное окно собака. Даже помогала ему, тянула за рукав. И вытащила как раз в то время, когда Тагиев направился от стоянки в их сторону.

– Лайма, Лайма! – стал звать он собаку

И сразу увидел мальчика. Собака рванулась к нему, но тут же оглянулась на Кольку, остановилась, словно приглашая идти вместе с ней. Мальчик хотел бежать, но участковый его окликнул.

– Здорово, Колька! Спасибо, что собаку нашу отыскал.

– А вы меня знаете? – удивился мальчик. – И ее знаете?

– Конечно, – продолжал участковый, как ни в чем не бывало. – Только как ты Лайму без поводка выгуливать собрался? Кстати, у нас в ОПОПе запасной поводок есть, правда, короткий. Пошли – заберешь.

– А в попе… это где? – робко спросил Колька, двинувшись следом.

– Опорный пункт охраны порядка. Ты Лайму кормил? А то у нас шаром покати. Ладно, с харчем мы что-нибудь придумаем.

10

ОПОП помещался в одной из многоэтажек, только крыльцо с торца, где у жильцов располагались лоджии. Лайма стала привычно подниматься по лестнице, не забывая оглядываться на Кольку. Так они вместе и зашли вслед за лейтенантом Тагиевым.

В кабинете Лайма сразу кинулась к пустому столу, стоящему напротив стола Тагиева. Села возле стула и стала жалобно повизгивать.

– Нет, ты смотри, как она сразу на свое место направилась! – изумился Тагиев. – Ты знаешь, чья это собака? Ее хозяин Николай Баскаков сейчас в служебной командировке в Чечне.

11

И мы сразу видим горы, поросшие кустарником, в ущелье петляет дорога. На повороте над обрывом милицейский блокпост, обложенный мешками с песком. На посту стоит лейтенант Баскаков с автоматом и в бронежилете. На дороге двое сержантов останавливают легковой автомобиль.

Владелец машины предъявил документы, широко улыбаясь, однако начал заметно нервничать, когда бойцы устроили досмотр автомобиля. Из-под заднего сиденья один из них извлек карабин.

– Документы на оружие имеются? – поинтересовался другой.

– А кто у вас старший? – в свою очередь поинтересовался водитель и обернулся к Баскакову. – Товарищ лейтенант, разрешите объяснить…

– Слушаю вас, – козырнул ему в ответ Николай.

– Документов на ружье у меня с собой нет, – начал водитель. – Сами знаете, у нас в горах без оружия никто не ездит… А я ветеринарный врач, мне много приходится колесить по району.

– Оружие вы везли, чтобы сдать в милицию? – кивнул Баскаков. – Очень хорошо поступили, гражданин. Мы сейчас оформим добровольную передачу винтовки, которую вы нашли на дороге. И будем ходатайствовать, чтобы вам выдали денежную премию.

– Подождите, как же, – растерялся водитель.

– Ты чего, мужик, не понял? – понизил голос Баскаков. – За хранение незаконно оружия мы тебя должны задержать до выяснения. Дело начать. Тебе это надо? Мне не надо. А по горам лучше все же без оружия передвигаться. Целее будешь, дорогой.

12

Колька с Лаймой в сопровождении Тагиева поднялись на лестничную площадку. Остановились

– Здесь? Звонить сам будешь? – спросил Тагиев.

Колька промолчал. Тогда участковый позвонил в дверь.

– Дома никого? – снова спросил он, подождав с минуту. – А у тебя ключей нет?

– Баба Вера дома, – ответил мальчик. – Только у нее ноги. Она медленно ходит.

В квартире послышались шаги. После паузы раздался глухой голос:

– Кто там?

– Баба Вера, это я, – сказал Коля. И дверь открылась.

– Колечко, внучек! – бросилась к нему бабушка, но вмиг отпрянула, увидев большую собаку, которую внук вел на поводке, а потом и Тагиева.

– Привел, как и обещал, – сказал участковый. – Пустите нас?

– Конечно, – отодвинулась бабушка вглубь прихожей, опасливо поднимая руки, когда мимо прошла собака. – Проходите, пожалуйста.

–Лайма у нас поживет, – то ли сообщил, то ли спросил Коля.

– А чем мы ее будем кормить? Такая большая, ей много надо…

– Не волнуйтесь, гражданка Максакова, – вступился участковый. – Собака ест раз в день. Можно сказать, это служебное поручение вашему внуку. Опорный пункт охраны порядка содержание собаки возьмет на себя. Крупы мешок купим, мослов. У вас найдется большая кастрюля? Сможете сами ей каши наварить?

– Конечно, конечно, – закивала бабушка.

– А Коля будет ее выгуливать по утрам и вечерам.

– Только ведь мальчик наш всегда боялся собак…

– Это не совсем обычная собака, – пояснил Тагиев. – Она принадлежит очень хорошему человеку.

13

Баскаков едет с ветеринаром на его машине в отделение милиции. Поселок Алпатово живет вполне нормальной мирной жизнью. Навстречу попадаются жители, с интересом осматривают машину, кивают сидящим. Только не понятно кому – то ли ветеринару, то ли лейтенанту.

– Сейчас направо, – указывает рукой Баскаков. – А вот и КПП, наше родное отделение.

Машина направляется к зданию, обнесенному со всех сторон высоким забором с колючей проволокой, ворота во двор заложены штабелями из мешков с песком. Напротив входа стоит сгоревший БТР, ветеринар с трудом его объезжает. Баскаков выходит из автомобиля, стучит в ворота. Грохочет металл, воет электромотор – ворота медленно отъезжают в сторону. Баскаков машет водителю, чтобы тот въезжал. Здоровается за руку с коллегой, стоящем на КПП.

– Кого привез?

– Это он меня привез, – кивает Баскаков. – Ветеринар из соседнего района. Ружье на дороге нашел, хочет сдать за вознаграждение. Ты бы понятых нашел, оформим изъятие.

– А ты уверен, что этого ветеринара надо отпускать? – с сомнением отвечает дежурный офицер. – Наверняка за стволом история тянется.

– Это долгая история. А мне домой скоро уезжать, – улыбается Баскаков. – Так что давай отпустим ветеринара с миром. Пусть хоть один человек обо мне здесь хорошо вспоминает.

14

Тагиев ушел. Баба Вера приносит в прихожую старый коврик с балкона.

– Вот здесь ей постелим. Как ты сказал, ее зовут?

– Лайма, – ответил внук. – Она меня ночью согрела, а утром накормила.

– Где же ты был, Колечко? – заплакала баба Вера.

– Смотри, она сама легла! – радостно воскликнул Коля, явно уклоняясь от ответа. – Ты еще увидишь, какая Лайма умная.

Собака обстоятельно обнюхала все углы в прихожей, особенно внимательно изучила стоявшую вдоль стены обувь. И по-королевски разлеглась на постеленный для нее коврик. В результате половина прихожей оказалась занята.

Из спальни выходит мать Коли. Алла заспана, волосы всклокочены, майка помята. Она не сразу заметила собаку, поэтому идет к сыну весьма уверенно.

– Ты где был? Мы тебя с бабушкой всю ночь искали!

В это время Лайма предупреждающе зарычала, не подымая головы с подстилки. Алла вскрикнула и прижалась к стене.

– Тише давай, – предупредила баба Вера. – У нас теперь собака жить будет.

– А кто ей позволит? – попыталась повысить голос Алла. – Вы сначала меня спросите, а потом животных заводите…

Лайма зарычала громче, уже не предупреждая, а угрожая. Уши встали торчком, лапы подобрала, словно для прыжка. Этого было достаточно, чтобы Алла сбавила громкость.

– Мне что, уже и в туалет нельзя пройти? Я в своем доме должна спрашивать разрешение пописать?

– Колечко, ты придержи Лаймочку, – попросила баба Вера. – Пусть мама пройдет.

Коля повернулся и ушел к себе в комнату. Лег на кровать, закрыл голову подушкой, чтобы не слышать, как в прихожей разоряется мать:

– Ты гляди, он с матерью и говорить не хочет! В доме самим жрать нечего, а он такую зверюгу привел. А если она нас съест?

15

Коля ее не слушает. Он выходит во двор, идет к ночной автостоянке, с которой машины уже почти все разъехались. Осталась лишь одна, но самая шикарная и дорогая.

Коля достает из кармана дорогого белого костюма черный брелок автосигнализации, нажимает кнопку. Автомобиль приветливо моргнул фарами и щелкнул замками на дверях.

Коля садится за руль, заводит мотор. В это время Пан подскакивает к автомобилю, заботливо протирает стекла специальной щеточкой с губкой. Машина трогает с места в карьер, прокручивая колесами по гравию. На углу ей почтительно козыряет участковый Тагиев.

Вся эта заманчивая картинка сопровождается закадровым монологом мальчика:

– Почему нам вдалбливают, что дети обязательно должны любить своих родителей? Ведь мы их не просили, чтоб они нас сродили? И вряд ли они именно нас планировали произвести на свет. Наверняка даже не знали, кто у них получится – мальчик или девочка. И тем более не могли знать, что в результате появлюсь я. Вот такой, с такими глазами и ушами. С такими мыслями. И почему я должен быть за этой им благодарен? А может, я вообще не хотел родиться в этом времени, в этой семье? Может быть, мне нужно было бы родиться вообще на другой планете?

Коля надевает черные очки, приоткрывает черный люк в потолке салона. Мчит по городу с бешеной скоростью, ветер яростно треплет его длинные вьющиеся волосы…

16

Шикарный джип действительно стоит во дворе, а на ночной автостоянке уже собираются после рабочего дня другие машины. Коля проходит мимо в своей потрепанной куртке, с большим синяком под глазом. Он ведет на поводке Лайму. Правда, не совсем понятно, кто кого ведет. Собака иногда меняла направление, как ей вздумается, и мальчику приходилось к ней подлаживаться.

К нему подошли двое пацанов постарше.

– Слышь, малява. Это ты Колька Максаков, Алкин сын?

– А вы кто? – спросил Коля, остановившись.

– Это ты пропал? – вставил другой. – Пошли к Пану.

– Пан или пропал? – снова спросил Коля. – А кто он такой?

– Ты что, Пана не знаешь? Его у нас во дворе каждая собака знает.

– Лайма, ты знаешь Пана? – спросил Коля у собаки, которая стояла возле его левой ноги, внимательно вслушиваясь в разговор.

Лайма оглушительно гавкнула, эхо ее лая отдалось от стен соседних многоэтажек.

– Слышите, она спрашивает: а кто такой – этот ваш Пан? – перевел Коля собачью реплику на свой лад.

– Пан это крутой пацан, который держит шишку в нашем дворе, –  ответил первый, ничуть не удивившись такому переводу с собачьего, будто и сам понял, что хотела сказать Лайма. – И он велел тебя найти и привести.

Лайма гавкнула еще громче и яростнее, после чего потянула Колю в другую сторону.

– Говорит: не знаем мы никакого Пана, – продолжил ее мысль Коля, причем уже увереннее, – а если он нас знает, если хотел найти, то пусть сам придет и расскажет, что ему от нас надо.

Разговор на том завершился. Коля просто не смог остановить Лайму, которая настойчиво тянула его в известном ей одной направлении. Мальчик понял лишь у крыльца торца, что вела она его в опорный пункт охраны порядка.

17

Тагиев встретил их в своем кабинете, как друзей.

– Лайма пришла, Колю привела! – воскликнул он. – Как хорошо, что вы пришли, а то я как раз собирался уходить.

– Я вывел ее погулять, – объяснил Коля. – А она меня сама сюда потащила. Разве я ее удержу?

– И правильно сделала, – одобрил участковый. – Лайма у нас умная. Догадалась, что мы сейчас на рынок зайдем, ей крупы с мосолками купим. А дома баба Вера на мясном бульоне каши наварит – Лайму кормить.

18

В Алпатово в отделении милиции Баскаков стоит посреди кабинета, за столом ветеринар сидит за столом, на котором лежит его винтовка, дочитывает, а потом подписывает протокол. У стены жмутся двое стариков в черкесках, с седыми бородками. Баскаков принимает у ветеринара бумагу, которую тот подписал, пробежался глазами.

– Ну вот, все по закону, – сказал он удовлетворенно. – Протокол добровольной сдачи найденного на дороге огнестрельного оружия. Понятые, прошу, распишитесь.

Аксакалы по очереди подходят к столу, ставят подписи.

– Спасибо, отцы, – обратился Баскаков к старцам. – Вы свободны.

– Спасибо тебе, лейтенант, – встает ветеринар, когда понятые вышли. – Век тебе добра не забуду. У нас принято добром отвечать…

– Вот и отвечай, – заулыбался Баскаков. – Тут у нас псина во дворе живет. То ли съела не то. Полощет Нику второй день. Мы уж ее уксусом напоили, сколько смогли. Не посмотрите собаку?

– О, конечно! Это же моя специальность, – оживился ветеринар.

– Вот и будем в расчете, – засмеялся Баскаков.

19

Ночью в квартире Максаковых раздался звонок. Лайма яростно залаяла, бросившись к двери.

Коля вскочил с постели, включил настольную лампу. Бежит в прихожую, включает там верхний свет. Из своей комнаты, запахивая на ходу халат, выходит, тяжело ступая, заспанная баба Вера:

– Кто там?

– Это я, открывайте! – слышится из-за двери голос матери, по которому бабушка и внук сразу определяют, что Алка пьяная.

Лайма залаяла еще громче.

– Колечко, отведи собаку в сторону, – просит баба Вера. – Дай мне открыть.

Коля тянет Лайму за ошейник. Бабушка отпирает. Опираясь о косяк, в прихожую протиснулась Алка. Но тут же останавливается, испугавшись грозного движения собаки, которая бросилась к двери с такой силой, что Колины тапочки заскользили по линолеуму, словно лыжи.

– Да уберите вы свою собаку! – запричитала мать. – Мне что, уже в свой дом нельзя зайти?

– Разве мы с Лаймой сладим, вон она какая… – сказала баба Вера. –Ты что, опять ключи потеряла?

– Ну и что? За это меня ночевать не пустят? Коля, убери ее к себе в комнату и подержи, пока я на кухню пройду.

Лайма кинулась к двери, лая еще яростнее. Людям приходится кричать, чтобы услышать друг друга.

– Уйди, зверюга! Да держите вы ее!

– Как нам с ней сладить? Собаки не выносят запаха спиртного. Ты же обещала, не будешь пить. Вот что теперь нам делать…

– Ну, я этого так не оставлю! Пойду в милицию, пусть забирают свою зверюгу.

– Алка, закрой дверь! Всех соседей уже перебудили… Сейчас милицию вызовут.

– А мне что прикажете делать? Во дворе ночевать?

– А где ты шлялась всю ночь? Ты знаешь, который уже час? Вот туда и иди, откуда пришла. А мы собаку удержать не сможем.

– Ну и пойду! Спасибо тебе, сыночек, встретил свою мамочку…

– Пьяная больше не приходи, – сказал наконец и свое слово Коля. – Мы этого не любим.

20

Коля с Лаймой гуляли во дворе. Получалось, как всегда. Собака таскает мальчика на поводке, словно это она его выгуливает. Наконец ему надоело за ней поспевать:

– Лайма, а давай я тебя с поводка спущу, – сказал он, и собака тут же успокоилась, повернула голову, давая мальчику спокойно отстегнуть карабин поводка. – Ну вот, побегай одна.

Свободу Лайма восприняла с некоторым недоверием. Осмотрелась, глянула на поводок в руках мальчика. Потом неторопливо пошла в сторону. И только через минуту вдруг пустилась галопом по кругу, распугивая с клумбы прикормленных жильцами голубей.

Мальчик бросился за собакой, подзывая ее. Лайма подпускает его к себе, но только он пытается пристегнуть к ошейнику карабин поводка, как собака с радостный лаем кидается в сторону – и замирает в нескольких шагах, дескать, а ну догони…

Тут к Коле сзади подошел Пан, схватил за ухо, потянул вверх. Коля от неожиданности вскрикнул. И тут же Лайма бросилась к нему на помощь. Она не лаяла, лишь прижала морду к земле, отчего казалась еще страшнее.

Пан отскочил в сторону. Собака тут же заняла позицию между ними, загородив собою Колю. Пан поднял руки:

– Все, все, сдаюсь, – сказал он. – Не подойду. А ты, малява, почему ко мне не подошел, когда тебя пацаны звали? Да еще угрожал, мол, будто Пан пропал? Или тебе на другой глаз тоже фонарь поставить?

– Малява – это ксива, кажется, на блатном жаргоне, – сказал Коля. – Иначе говоря, письмо. Но мы с вами, простите, не состояли в переписке. Насколько я могу судить, вы и есть тот знаменитый Пан, у которого шишка? А насчет угроз, вы неправильно поняли. Это поговорка такая: пан или пропал. В том смысле, повезет мне или не повезет.

– Повезло тебе, – согласился Пан, – что тебе собака Баскакова досталась. Тебя с ней во дворе никто не тронет. Только вот в школу завтра ты тоже с ней пойдешь? Или дома оставишь?

– А я в школу не хожу, – ответил Коля. – Я досрочно учебный год закончил. Называется – экстерном.

– Начитанный ты, как погляжу, – сказал Пан. – Нам такие в бригаде нужны. Подрасти только немножко. Слушай, а хочешь, мы тебя на лето в сторожа на нашей ночной стоянке устроим? Тебе с собакой все равно – когда и где гулять. Автовладельцам же будет спокойнее, когда их машины с овчаркой охраняют. Пойдешь в охранники?

– Не знаю, подумаю, – ответил Коля.

– Подумай, подумай, – сказал Пан. – В общем, ты правильный пацан. Тебя малявки во дворе Максом прозвали? Погоняло такое…

– Погоняло – это кличка, что ли? – спросил Коля. – Только клички животным дают. А у человека есть имя. Меня Колей Максаковым зовут.

– Коля, Коля, Николай, сиди дома – не гуляй… Так, кажется, в старину пели? А ты гуляй, Коля, никого во дворе не бойся. Если кто обидеть вздумает, ты мне скажи – мы с ним быстро разберемся.

Пан поворачивается и уходит. А Коля пристегивает карабин поводка и ведет послушную Лайму домой.

21

Баба Вера пришла в школу. В учительской ее ждала молодая классная руководительница.

– А, Максакова, – кивнула она, не здороваясь и не вставая. – Наконец-то. Вы хотя бы телефон восстановили, а то через соседей вызывать приходится.

– Спасибо, мы как-нибудь обойдемся, – ответил баба Вера, – без ваших советов.

– А что это вы сразу грубите?

– Это вы могли бы для начала поздороваться. И хотя бы встать, когда пожилой человек к вам приходит.

– Я вас вызвала по поводу пропусков вашего мальчика.

– А я пришла по поводу вашего игнорирования должностных обязанностей. Если самим трудно зайти, поинтересоваться здоровьем вашего ученика… Все равно ведь с работы мимо нашего дома ходите… то могли бы по крайней мере справиться через его одноклассников. Двое из них живут в нашем подъезде.

– Максакова, я не собираюсь выслушивать ваших нотаций. Тем более, как вы правильно заметили, действительно хожу на работу мимо вашего дома и вижу, как ваш больной внучек по двору собак гоняет.

– Я не Максакова вам, а Вера Павловна, – повысила голос баба Вера. – И вы прекрасно знаете, что я заслуженный учитель республики. И проработала в этой школе полжизни!

– Эти полжизни прошли в прошлом веке, в другой стране, –усмехнулась молодая учительница. – А сегодня ваш внук пропускает уроки без уважительной причины. Между прочим, последняя четверть заканчивается, а у вашего Коли по трем предметам нет оценок… Или вы, может, справку участкового врача представите, что он болеет?

– Представлю, – машет рукой баба Вера. – Представляю, чему их тут теперь учат, если даже оценок в журнале нет у ученика… В наше время не с родителей, а с учителя в первую очередь спросили бы, чем он занимается.

– Вам хорошо было учить в советские времена! Вы точно знали, к чему призывает партия и правительство. А у меня за пять лет три методички сменилось и два учебника! А зарплата выросла всего на тысячу.

– Да, – победно взвилась баба Вера, – нам было хорошо. Потому что мы зарплаты не считали, и часов себе не приписывали. Мы читали детям лучшие книги, рассказывали о героях всемирной литературы, с которых они могли брать пример. Мы знали, чего хотим, и никакие призывы партии не могли заменить человеку своего ума, личной чести и совести! А вы после уроков в ночном клубе подрабатываете. Спасибо, хоть не стриптизершей…

– Проституткой я работаю! – вспыхнула молодая то ли со стыда, то ли в гневе. – И ничего не вижу плохого. Во всяком случае, точно знаешь, чего от тебя клиент хочет и сколько за это готов заплатить. Нравится?

– Ладно, дочка, – вдруг успокоилась баба Вера. – Не наговаривай на себя. Посудомойкой работать совсем не зазорно. Жалко только, что не высыпаешься ты. Готовиться к урокам не успеваешь. А днем на учениках срываешься… Коля мой действительно болеет сейчас. И справку нам дадут. А я постараюсь с ним дома позаниматься, чтобы он не отстал.

– А я постараюсь, – тоже угасла классная руководительница, – чтобы его не оставили на второй год. Запишите, Вера Павловна, по каким предметам какие параграфы Коле надо пройти.

22

Коля открывает входную дверь и отпускает поводок. Лайма вбегает в прихожую и бросается к миске с водой. Жадно лакает.

Из кухни баба Вера вынесла большую тарелку с кашей. Лайма оглядывается, садится, облизывается. Но старается не шевелиться, чтобы не испугать бабушку, когда та ставит кашу на пол.

– Ешь, ешь, милая, – подзывает ее баба Вера.

– Надо давать команду: «Можно!», – подсказывает Коля.

И Лайма, благодарно сверкнув в его сторону глазом, бросилась к еде.

– Гляди ты, понимает, – ахнула мать, наблюдавшая за этой сценой с порога своей комнаты. – Коля, сыночек, можно тебя на минуточку. Я поговорить с тобой хотела.

– Ну пойди, – сказала баба Вера, – поговори с мамой, в самом деле…

Коля идет в комнату к матери. Закрывает дверь и подпирает ее, отчетливо слышно, как с другой стороны двери прошлепала баба Вера, подслушивает. Мать нарочно встает у окна, чтобы не было видно ее лица:

– Коля, ты со мной с тех пор не разговариваешь… Прости меня, пожалуйста, сынок… Я тебя ударила, мне так стыдно. Ты меня простил? Ну, ответь!

Коля не ответил, но и не отводит глаз. Мать, помолчав, продолжила:

– Бабушка вчера ходила в школу. Ты пропускаешь уроки. Классная руководительница грозит оставить тебя на второй год. Почему ты не ходишь на уроки? Синяк под глазом давно прошел, его почти не видно… Ну чего ты молчишь?

Коля молчит.

– Сама знаю, понимаю, что дошла до ручки – дальше катиться некуда... Сегодня ходила устраиваться на работу. Обещали взять на рынок киоскершей. Вот увидишь, мы снова дружно заживем втроем с бабушкой... Нет, вчетвером, вместе с твоей собакой. Ее Лаймой зовут? Как певицу Вайкуле? Значит, ты совсем не будешь со мной разговаривать? Ну и чего добьешься? К чему мы придем? К тому, что я расплачусь, разнервничаюсь, пойду и снова напьюсь? Ты этого хочешь? Я этого не хочу!

Коля не хотел отвечать, поэтому очень обрадовался звонку в прихожей. Лайма с лаем бросилась к входной двери. Бабушка открыла:

– Вам кого?

– Мне Колю Баскакова.

Лайма замолчала. Коля выглянул в прихожую. На пороге стоял человек в камуфляже.

– Лайма! – позвал он негромко и шагнул за порог. Собака опустила голову и обернулась к Коле. – Лайма! Ты что, забыла меня? Ты обиделась? Ну, подойди, поздороваемся.

И собака подошла к нему. Медленно, осторожно. Ткнулась носом пришедшему между ног. А человек в камуфляже обратился к хозяевам:

– Спасибо, что собаку мою приютили. В первую очередь, тебе спасибо, тезка.

– Вы Баскаков? – спросила баба Вера. – Нам ваш коллега, Тагиев, рассказал, что вы в Чечне.

– Обычная командировка, – ответил Баскаков. – Вот только с Лаймой нехорошо получилось. Еще раз вам спасибо. Пойдем домой?

– Вот ее поводок, – Коля снял с одежной полки поводок.

– А ты не хочешь нас проводить? – предложил ему Баскаков. – Заодно увидишь, где Лайма живет. Куда к нам в гости приходить.

– Конечно, Колечко, сходи, – обрадовалась баба Вера. – Сначала она у тебя в гостях была, а теперь ты к ней в гости.

Мать Коли за весь этот разговор не проронила ни слова. Лишь в заключение хлопнула комнатной дверью громче, чем обычно это делают.

23

На улице Лайма шла рядом с Баскаковым – голова у левого бедра, как положено служебным собакам. Однако постоянно оборачивалась и к Коле, который шел с ней рядом.

– Мне Тагиев рассказал, как тебя Лайма в подвале нашла. Она у нас вообще обучена по подвалам бомжей вытаскивать, – говорил Баскаков. – Из дома в первый раз убегал?

– Первый, – ответил Коля.

– Я тоже сбегал, правда, лет мне было чуть больше, – вздохнул Баскаков, – расскажу как-нибудь. А с этим человеком ты знаком?

Он повернул к ночной автостоянке, где их уже заметил Пан.

– С приездом, гражданин начальник! – заорал тот издали.

– А ты, Панкратов, все четвертачки с жильцов сшибаешь? – оборвал Баскаков радостный настрой бригадира. – Я предупреждал тебя, платной ночной стоянки во дворе у нас не будет. Ставят люди свои машины – это их право. А если ты со своими малявками хочешь их охранять по ночам – пожалуйста, но только на общественных началах, без взимания платы.

– Как договаривались, командир, – согласно закивал Пан. – Никакого шакальства, исключительно на добровольных началах.

– Что на добровольных началах? – посуровел Баскаков. – Кто хочет – платит, а кто не хочет… мы не виноваты, если у него ночью бензин сольют? Так, что ли? Имеются факты, что ты угрожал автовладельцам…

– Дядя Коля, клевета! Вот хоть у Макса спроси, он правильный пацан, врать не станет. Я и ему предлагал, когда каникулы летние наступят, с вашей Лаймой двор по ночам охранять. На добровольной безвозмездной основе, разумеется. Макс, подтверди!

– Это вы мне? – спросил Коля, наигранно обернувшись, словно ему показалось, будто обратились к тому, кто стоит сзади. – Вы обознались, меня не Максимом зовут. А вообще, кажется, припоминаю такой разговор. Насчет того, что с Лаймой.

– Ладно, – отступил Баскаков. – Ты меня знаешь, Пан. Я в твои дела не лезу и пацанов твоих, если что, в обиду не дам. Но беспредела и уголовщины не потерплю, понял?

24

Как только хозяин открыл ключом входную дверь, Лайма тут же бросилась по всей квартире, осмотрела и обнюхала все углы. Коля протиснулся вслед за Баскаковым.

– Обувь можно не снимать, – предупредил хозяин. – Тут пылищи накопилось, пока меня не было… Проходи, чаю попьем.

– А вы долго в Чечне воевали? – спросил Коля.

– Я вообще там не воевал. В отделениях милиции Чечни не хватает своих кадров, вот и ездят к ним со всей страны помогать в охране порядка. И потом, что это ты ко мне на «вы», – поправил Колю Баскаков. – Мы же с тобой тезки. К тому же я совсем не старый, чтобы меня дядей Колей звать, как этот Пан придурялся. Садись к столу, угощайся, чем придется.

Он вытащил из холодильника всякой снеди. Изысканность и дороговизна продуктов сразу бросились Коле в глаза.

– Вот, хотел жену вкусненьким побаловать, – вздохнул Баскаков, нарезая хлеб, вырезку, деликатесы. – А она, оказывается, ушла. К мамочке сбежала. Лайму на улицу выгнала… Ладно, ты парень взрослый, с тобой можно на такие темы. Хреново мне, тезка! Одному тоскливо весь вечер… Ты меня понимаешь?

– Понимаю, – ответил Коля. – Мне дома тоже тошно, особенно когда мать пьяная приходит.

– Синяк она тебе? – спросил Баскаков. – Извини, некстати спросил. Мне Тагиев рассказал, что у вас произошло. Давно пьет?

– Раньше редко выпивала. А в последнее время … Сегодня клялась, что больше не будет. На работу ее берут. Да только это уже не в первый раз. Может, месяц продержится. А потом сорвется – и с работы полетит…

– Ты на мать не обижайся. Ей самой тяжело. Алкоголизм это такая болезнь, от которой больные не хотят лечиться, потому что не хотят признать себя больными. Им все время кажется, что они могут бросить пить в любой момент, – Баскаков закурил. – С другой стороны, почему ты должен ее запои с закидонами терпеть? Только потому, что ты ей сын? Иногда я удивляюсь, почему нам с детства вдалбливают, что мы обязаны любить своих матерей. Мы же не просили нас рожать! А может, у меня вообще были бы другие родители – и совсем иначе сложилась бы вся жизнь? Впрочем, ты не обращай внимания, мне иногда в голову лезут всякие картинки, разговоры всякие. Ты ешь, давай, не стесняйся. Выпить не предлагаю, хоть ты и взрослый пацан. А сам не могу в однёху пить, даже когда очень хочется.

– Не надо, – попросил Коля, увидев, как Баскаков достал из холодильника бутылку и пытается ее открыть. – Лайма пьяных не любит.

– Это верно, – Николай снова сунул бутылку в холодильник, сзади его ткнула в колени Лайма. – Ты гляди, услышала, пришла. Ну, не буду, не буду больше, я же сказал. Все собака понимает, только сказать не может… Хотя мне порой кажется, что я и без слов знаю, что она хочет. Бедная собачка, бросила тебя наша мама, на улице оставила… Во! Придумал, чем нам вечером заняться, чтобы не так тошно было! Давай-ка мы Лайму искупаем, а то неизвестно, по каким она помойкам шарилась.

За все время пребывания в квартире не проронившая ни звука, Лайма вдруг громко и радостно залаяла, с щенячьим подвизгиванием, не оставляя никакого сомнения, что и она понимает, о чем разговаривают люди.

Собака сама подбежала к ванной, всем видом показывая, как любит купаться. У Баскакова были специальные шампунь для собак, мочалка, щетка. Коля с интересом наблюдал за помывкой, помогал смывать душем пену с боков, а Лайма благодарно его лизала, когда рука мальчика оказывалась поблизости. В общем, процедура всем доставила удовольствие, и раздавшийся в прихожей звонок был совсем некстати.

Коля уронил от неожиданности душ в ванну. Лайма рявкнула, однако продолжала стоять в ванной смирно. Баскаков изменился в лице, чуть не бегом побежал открывать.

Но это пришла не жена. За дверью стояла, улыбаясь, баба Вера.

– Можно? – спросила она, входя в квартиру. – А я вот кастрюлю с кашей принесла, сегодня для Лаймы наварила. Тут еще на два раза покормить. Я подумала, когда вам варить. А Коля домой не собирается? Темно уже на улице.

– Проходите, проходите, – пригласил ее Баскаков, стараясь скрыть свое разочарование. – Мы Лайму сейчас мыли, а теперь облились все, так что нам и душа принимать не надо. Вы проходите на кухню, мы собаку вытрем. Где тут было Лаймино полотенце?

Он достает из шкафа в ванной комнате огромное пушистое полотенце с веселыми щенками, нарисованными на нем. Укутывает собаку, промокая мокрую шерсть.

– Вот мы и помылись, можно вылезать, – сказал Баскаков, и Лайма довольная выбежала из ванной. – Мы тут сели ужинать, составьте нам, пожалуйста, компанию.

– Нет, что вы, я только что поужинала, – ответила баба Вера, однако, взгляд ее, уставившийся на угощения, не оставлял сомнений, что она не отказалась бы.

– Вот и Коля ничего толком не съел, – сказал Баскаков. – Давайте договоримся, я не спрашиваю, что у вас сегодня было на ужин, потому что догадываюсь. Я пойду сейчас быстро приму душ, не мылся еще с дороги. А вы покормите внука и сами поешьте, без стеснений.

Он пошел в ванную, закрылся там и запел что-то веселое, как это делают, когда на душе кошки скребут. Бабушка подтолкнула внука к столу.

– Ты не ел? Покушай, дома ведь нет ничего, одни макароны, – и вдруг заплакала. – Господи, икра. Жизнь прожила, а так и не попробовала. Раньше ее в продаже не было, только по великому блату. А сейчас лежит во всех магазинах – да не подступишься.

– Так попробуй, – пододвинул к ней тарелку Коля. – Тезка добрый. Это он для жены все привез. А она его бросила. Слышишь, баба Вера, можно я здесь останусь сегодня ночевать? Нельзя человека одного в таком горе оставлять. Он или напьется, или застрелится. Видала у него кобуру?

– Да ну тебя болтать, – баба Вера намазала булку маслом, сверху положила икры. Жует беззубым ртом, глотая вместе со слезами. – И ничего особенного. Рыба как рыба. Только говорят, для крови очень полезно. Не останешься здесь, пока я сама не увижу, что ты хорошо покушал. Вот, держи. Ешь, я тебе сейчас чаю сладкого сделаю. Ты понемногу, но всего попробуй, что на столе. Вот балычок, колбаска сырокопченая. А это… и сама не знаю.

Она хлопочет вокруг внучка, и сама не забывая отправить в рот то тот кусочек, то другой. Наливает чай себе и внуку, садится рядом.

– Ты на нас с мамой, Колечко, не обижайся, что мы не можем тебе такого каждый день покупать. Что же делать, оказались мы в нищете. Но и в этом положении важно не озлобиться, не опустить руки, оставаться человеком. И не завидовать богатым. Ведь это всегда так было – на всех добра поровну не хватает. Значит, у одного будет все, а у других ничего…

– Так я останусь? – спросил Коля.

– Если хозяин оставит, конечно, – кивнула баба Вера. – Что тебе дома с нами, бабами… А тут и Лайма.

Собака тут же поднялась со своей лежаночки в прихожей и подошла к столу. Внимательно обнюхала все блюда.

– Может, дать ей колбаски? – баба Вера протянула собаке кусочек ветчины, Лайма сглотнула слюну, но все же нашла в себе силы гордо отвернуть голову от лакомства.

– Она не будет из чужих рук, пока хозяин не позволит, – сказал показавшийся на пороге кухни Баскаков. – И вообще, Лайма знает, что со стола есть ничего нельзя. И на кухню ее никто не приглашал.

Собака понуро направилась к своей лежанке. Николай взял у бабы Веры кусочек, передал Коле.

– Вы извините, я ж не знала, – оправдывалась бабушка.

– Ничего страшного, главное, теперь, когда она сама ушла, угостить ее, чтобы закрепить навык, – сказал Баскаков. – Давай, тезка, проведем контрольную по дрессуре. Отнеси ей вкусненького. Но в тарелку не клади, пусть с твоих рук возьмет.

Коля понес в прихожую ветчины, однако Лайма лишь с наслаждением обнюхала кусочек и с мольбой в глазах уставилась на хозяина.

– Лайма, Лайма, кушай, моя хорошая, – Коля чуть не тыкал ветчиной ей прямо в нос, однако собака не размыкала пасти.

– Можно, – сказал Баскаков.

И тут же клацнули клыки, Коля не успел даже руки отдернуть, как ветчину у него выхватили и проглотили! Бабушка зааплодировала.

– Вот это выучка, молодец Лайма! – баба Вера взяла со стола кусочек. – А можно и я попробую с руки?

Она прошла в прихожую. Лайма опустила голову на подстилку и даже не взглянула в ее сторону.

– Можно, – снова негромко скомандовал Баскаков.

И снова Лайма одним неуловимым движением выхватила кусочек, даже не задев пальцев бабы Веры.

– Какая прелесть! – воскликнула та. – Ну, что же, поздно уже, домой пора. Можно, Коля останется у вас?

– И его не оставлю, и вас не отпущу, пока все не съедим, – заявил Баскаков, жестом приглашая гостей к столу. – В конце концов, можем мы отпраздновать мое возвращение из командировки? Полгода дома не был, все по горам да по ущельям…

– Я уже наелся, – сказал Коля. – Баба Вера в меня три бутерброда успела впихнуть, пока Вы мылись.

– Опять на «вы», - засмеялся Николай. – Так, тезка, идут войной на неприятеля. Вы в школе учили про вещего Олега? Или это его внук Святослав так врагам говорил: «Иду на вы!»?

– Они еще только историю древнего мира проходят, – вставила баба Вера. – Про спартанцев и римлян. Да и то Колечко все пропустил. Вот теперь на второй год могут оставить.

– А в какой школе? В нашей? – поинтересовался Баскаков. – Я там всех знаю, могу слово замолвить.

– Не оставят они, – сказал Коля. – Больно нужно из-за меня общую успеваемость портить.

– Коля у нас очень начитанный, – вздохнула баба Вера. – Мы с ним с детства столько книг перечитали вслух, я его в четыре года читать научила. Но с пятого класса у мальчика всякий интерес к учебе пропал.

– Да уж, в нашей школе умеют охоту отбить, – засмеялся Баскаков. – Это ведь у нас одна молодая учительница прославилась тем, что в ночном клубе подрабатывала? Или это лишь журналистские выдумки?

– Какие выдумки, она у Коли классная руководительница, – всплеснула руками баба Вера. – Вот и скажите, как могут ученики уважать такого преподавателя? Она хорошая, честное слово, и разве она виновата, что в школе теперь такие зарплаты!

– А может Колю в кадетский класс устроить? – спросил вдруг Баскаков. – Наш начальник отдела может помочь. Там и служебное собаководство проходят, и автомобильное дело, и компьютеры… Хочешь, тезка?

– Не знаю, – насторожился мальчик.

– А далеко от нас ездить? – спросила баба Вера.

– Остановки четыре трамваем, – ответил Баскаков. – Ладно, ты подумай. А если у меня ночевать решил остаться, тогда мигом в ванную мыться. После помывки служебной собаки положено, понял? Полотенце на полочке, гель и шампунь найдешь. Кадет Максаков, выполнять!

Коля уходит в ванную. А Николай снова достает из холодильника бутылку.

– Не хотел при пацане, – сказал он. – Может, вы составите компанию? Не могу один…

– Если по одной, – согласилась баба Вера. – За возвращение. И со знакомством. Только вы не увлекайтесь. Я понимаю, Николай… не знаю, как по отчеству…

– Да просто Коля. А вас?

– Тогда тоже просто – баба Вера. За то, чтоб все у вас с супругой наладилось.

Они чокнулись, выпили, закусывают.

– Ничего у нас не наладится, – вздохнул Баскаков. – Она ведь не просто ушла. Все вещи свои забрала. У нас давно с ней не ладилось. Все потому что забеременеть не может. Уж и лечилась, и меня заставила полностью провериться. Наше поколение Чернобыля вышло какое-то неплодоносящее.

– Зато в наше время, бывало, залетали от любого чиха, – прослезилась баба Вера, то ли от выпитого, то ли от выстраданного. – Вы не обижайтесь, Николай, на старую, что вмешиваюсь не в свое дело. Но если ушла, может, и к лучшему? В давние времена не зря бесплодных баб отправляли в монастырь. Если не может рожать, на что такая жена? Ведь семью создают ради детей. Или вы ее так любите? Простите, что вмешиваюсь, сами знаете, бабки на скамеечке у подъезда всякое болтают.

– Не знаю, баба Вера, – вздохнул Баскаков и закурил, – то ли люблю, то ли привык. Внутри все горит. Может, просто от обиды? И опять же привычка. Восемь лет прожили… Какие вы хорошие с внуком люди, вот так с первой встречи запросто вам все выкладываешь! За это не вижу повода не выпить.

– Николай, остановись, – отодвинула свою рюмку баба Вера. – На радостях можно, а в горе – от нее только хуже. У меня дочь спилась совсем, я знаю, как это начинается. Всю жизнь учила чужих детей, а свое родное дитятко не углядела. Того гляди – и внук попадет в компанию наркоманов. Сейчас чуть не с детсада подсаживают…

– Ладно, завязал, – Николай прячет бутылку в холодильник. – А вы, гляжу, информированная. Все знаете, что бабки у подъезда обсуждают. Значит, в вашем доме есть точка по распространению наркотиков? Или кто употребляет… Боитесь, Коле во дворе ребята дадут попробовать? Вы так думаете или точно знаете, кто у нас травкой балуется?

– О, начинается допрос! Я и забыла, с кем имею дело, – засмеялась баба Вера. – Хороший вы парень, Николай. Если бы я пофамильно знала, кто в нашем доме наркотиками балуется или приторговывает, то обязательно бы вам просигнализировала. Хотя заниматься стукачеством с детства отучена. А вы, правда, можете Колю отдать в кадеты?

– Завтра спрошу у начальства, – ответил Баскаков. – Должны помочь, тем более, мы над ними шефствуем. От пункта охраны порядка характеристику напишем, мол, помогает участковым. Кстати, он мне действительно мог бы помогать. А то теперь, если на дежурство по городу пошлют, мне Лайму некуда будет девать.

– Было бы замечательно! – улыбнулась баба Вера, вставая. – Вы знаете, Колечко у нас с детства собак боялся. А Лайма, получается, его от детских страхов отучила.

Услышав свое имя, собака тут же показалась на пороге кухни.

25

В Алпатово к зданию милиции подъехала машина ветеринара. Его встречает все тот же дежурный офицер.

– Что, еще одно ружье приехал сдавать? – хмыкнул недружелюбно.

– Дику вашему укол делать, – ответил ветеринар. – Еще три укола осталось.

– Вот и я Баскакову говорил, что у тебя три ружья осталось, – снова осклабился капитан.

– Можно мне пройти к собаке?

– Что? Ты кого здесь собакой обозвал! – крикнул дежурный офицер нарочно громче, чтобы услышали и оглянулись все, кто находился в это время возле КПП. – Ну, мы еще с тобой разберемся. Может, ты нарочно сюда ходишь, выведываешь? Или собаку задумал нашу отравить?

– Не хочу нарываться. Но и вы не забывайтесь, капитан, – ровно и тихо ответил ветеринар. – Лейтенант Баскаков просил вылечить вашего Дика.

– Уехал твой Баскаков, – перебил его зло дежурный офицер. – Некому теперь за тебя заступаться. Ладно, пошел ты к псу! Где будка его – знаешь.

26

Баскаков шел хорошо знакомой дорогой меж старыми хрущевками. В палисадниках пробились первые весенние цветы. Возле подъезда его окликнула соседка:

– Доброе утро, Коля! Давно ты у нас не появлялся. Как живется в новой квартире?

– Доброе утро, тетя Дусь, спасибо. А моя дома?

– Оксану не видала, – ответила соседка. – Тесть с утра ушел, а теща дома. Ты опять в командировке был?

– Да, – сказал Баскаков, неловко переминаясь. – Какие у вас цветочки хорошие под окном… И как у вас получается раньше всех?

– А ты, небось, жене подарить хотел? – улыбнулась баба Дуся. – Так сорви, пожалуйста. Я их на подоконнике еще с марта сею, а сюда уже цветущими высаживаю.

– Спасибо, баба Дуся, – обрадовался Николай и, перегнувшись через забор, сорвал пять веточек. – Дай вам Бог здоровья.

– И тебе не хворать.

Баскаков взлетает по лестничному маршу. Между третьим и четвертым этажами остановился перевести дух. Вряд ли он запыхался, физически лейтенант подготовлен, да вот с волнением Николаю справиться нелегко… Медленно поднимается на площадку, звонит в дверь.

Ему открыла полная седая женщина, недовольно морщится и отступает вглубь квартиры:

– Вернулся? Проходи, она у себя.

– Не надо никуда проходить, – послышалось из дальней комнаты, и в прихожую вышла молодая женщина, такая же полноватая, с почти такими же цветом, только крашеными волосами. – Мы здесь поговорим, мам, оставь нас.

– Ты только, Ксюша, спокойно скажи, – ответила мама, скрываясь на кухню. – И как мы договаривались.

– Здравствуй, – сказал Баскаков жене. – Давай поговорим.

– О чем? – спросила Оксана, скрестив руки на груди, демонстративно не дотрагиваясь до протянутых ей цветов. – Сколько раз об одном и том же! Если не любишь, о чем говорить? Зачем жить вместе?

– Как же не люблю, Ксюха, – Баскаков продолжал держать цветы в вытянутой руке, – ведь все для тебя…

– Что – для меня? Что! Работа сутками? Для тебя твоя алкашня дороже, ты с ними возишься, как с детьми малыми. К тебе ночью идут – и ты встаешь и идешь… А я? Ведь предлагали тебе место в управлении. Там перспективы были для роста. А что здесь?

– Ты же знаешь, в управлении квартиры не дадут. Потому и пошел в участковые.

– И в Чечню поэтому тебя послали, а не Тагиева! А я опять одна?

– Осенью и Тагиева пошлют, мы просто очередью поменялись…

– Вы бы лучше головами поменялись! Он тебе уже показывал свою новую машину? Иномарку купил, а такой же участковый! Только тебе одному ничего не надо.

– Мы за мебель выплачиваем, ты же знаешь… Ксюха, пойдем домой, не могу я без тебя. И Лайма… А ты ее на улицу…

– И Лайма туда же! – повысила голос Оксана. – Сколько можно за ней грязь грести, шерсть выметать?  Снег ли, дождь ли, ни свет, ни заря – иди с ней гулять…

– Ты же сама просила, заведем собаку.

 – Я кормлю ее, каждый день по полной кастрюле варила. А она к одному тебе бежит, ласкается! Как ты уехал, всеми ночами выла…

– Ждала, значит, любит. Она и тебя любит.

– Надоело мне все! – уже кричит жена. – А тут еще кобель дворовый ей полюбился. С поводком вырвалась, к этому страшиле понеслась любовь крутить. Так чтобы я еще с ее щенками беспородными после возилась!

– Я говорил, давай из детдома возьмем…

– От какой-нибудь уличной девки! – Оксана завела глаза, восклицая, хотя чувствовала, что выходит несколько театрально. – Спасибо, только этого мне не хватало.

– Ксюха, я все сделаю, как ты хочешь, – Баскаков решительно всунул ей букет под руку. – Только вернись. Мы же любим друг друга. Любим?

– Эту любовь на хлеб не намажешь, – воскликнула Оксана, повернувшись в сторону кухни, где и располагался главный зритель, для которого предназначался спектакль. – На тебе вечно будут ездить и тебя же по службе обходить, пока ты возишься со своей честностью!

– А что ты предлагаешь, взятки брать? – улыбнулся Баскаков, пытаясь приобнять жену. – Я бы рад, да не дают…

– Знаешь, хватит! – Оксана вырвалась и бросила цветы. – Я все для себя решила. Все! Не надо больше ничего! Уходи!

Она убегает к себе в комнату, закрывает дверь. Из кухни победоносно выплывает теща:

– И цветы свои подбери. Нам из Дуськиного палисадника лютиков не надо. Небось подороже не на что было букет купить?

Баскаков поворачивается и уходит. Мать идет к Оксане:

– Молодец, правильно ты его. Пусть подумает, на что он нужен такой. Пусть обещает исправиться, начать зарабатывать. Да не реви ты, дура! Мы же с отцом ради тебя стараемся…

27

Баскаков шел, не разбирая дороги, пока не понял, что оказался на продуктовом рынке рядом с местным супермаркетом. Вдоль широкого тротуара по двум сторонам выстроились ряд ларьков и ряд брезентовых навесов с разборными столиками, заваленными всякой снедью. Между двумя рядами еще втиснулись старушки, торговавшие с земли (точнее говоря, с поставленных на бок ящиков) солеными огурцами и помидорами, только что выращенными зеленым лучком и укропом. В этой тесносте сновали покупатели и похитители, зеваки и зэки. Баскаков остановился и огляделся. Появление участкового, хоть и одетого в гражданский наряд, вызвало в рядах переполох. Понимая, что обстановку нужно разрядить, Николай подошел к одной из старушек и вместо разрешения на торговлю спросил:

– Почем укропчик?

– Богатым за червончик – своим за пятачок, – с готовностью отозвалась старушка в толстом не по сезону платке. – Покупай, сынок, все со своего огородика, сама в теплице на навозе взрастила. Тебе витамины – мне прибавка к пенсии. А лучка зеленого не возьмешь?

– И лучок возьму, только поменьше пучок, – Баскаков шарил по карманам в поисках мелочи, продолжая говорить со старушкой в платке, но сам давно уже наблюдал за парнем с лицом характерно землистого цвета в поношенной куртке, который прошел мимо него к одному из киосков, где торговали пивом и сигаретами. Тот воровато оглянулся по сторонам и протянул в окошечко ларька купюры. Через некоторое время из окошечка высунулась рука со спичечным коробком. Парень схватил коробок и быстро удалился. Баскаков расплатился со старушкой и направился к киоску.

– Спички есть? – спросил он.

– Не держим, – донеслось изнутри, – и сигаретами поштучно не торгуем. Зажигалку возьмите.

– Дверь открыть, – скомандовал Баскаков, развернув в окошечко служебное удостоверение, и протиснулся между вплотную сдвинутыми ларьками к находившейся сзади двери.

Дверь ему открыла Алла, Колина мать. На ней лица не было. Правильнее было бы сказать, на ней была маска из вульгарной косметики, с жирно подведенными бровями и губами.

– Это вы? По поводу Коли?

– И по поводу сына тоже, – ответил Николай, закрывая за собой дверь. – Документы на торговлю имеем?

– Вот медкнижка, – протянула ему Алла завернутую в полиэтиленовый пакет книжицу. – А остальные документы у хозяина.

– А хозяин кто?

– Фамилии не знаю, зовут Володей.

– А если он тебя кинет, не заплатит? Пойдешь в милицию жаловаться – так и напишешь в заявлении, мол, знать не знаю, назвался Володей? – Баскаков развернул медкнижку, прочитал данные. – Давай, Алла Дмитриевна, без протокола. На кого работаешь?

– Парень в нашем дворе, самый деловой. Который пацанов собирает…

– Панкратов?

– Его все Паном величают.

– Так, значит, его бригада своим ларьком обзавелась. А что у тебя купил последний покупатель? Обросший такой, в серой куртке.

– Спичек.

– Ты же мне только что сказала, что спичек не держишь, – Баскаков начинал заводиться, но старался сдерживать эмоции. – Я не слышал, какой он пароль назвал, но точно видел, он заплатил тебе не меньше трех сотен. И это за один-то спичечный коробок? И сдачи не попросил?

– Коробок, коробок! – вдруг театрально воскликнула Алла. – Какой коробок? Обыщите, весь ларек вверх дном переверните. Нет спичек!

– Дура ты, Алка-навтка! Ведь не Пана посадят за наркоту, а тебя, – Николай успокоился. – Теперь о сыне. Ты сама-то хочешь с Колей наладить отношения? Сколько дней вы с ним не разговариваете?

– Я пыталась, – вздохнула мать. – Прощения просила. Ни в какую.

– Попробую помочь, – сказал Баскаков. – Пусть он пока у меня поживет, договорились? Не могу же я сразу начинать с ним разговоры по душам. Пусть привыкнет немного… Со временем я вас помирю. Но при условии: с завтрашнего дня ищешь себе работу. Лучше уборщицей в супермаркет пойди, но на Пана больше не работай. Если тебя ОБНОН возьмет с поличным, я тебя отмазать не сумею. Все поняла? И ни грамма!

– Спасибо, Баскаков, – вдруг всхлипнула Алка. – Я все сделаю. Пить завязала. Только, пожалуйста, сына мне верните!

– Ни грамма – это не про водку. Хотя и про нее тоже…

28

Коля гулял во дворе с Лаймой и наблюдал, как на автостоянке собираются пацаны постарше. Стоят большим кружком, переговариваются, гогочут. На малолетку Колю никто не обращает внимания. Однако оглядываются на собаку.

Вдруг все стихли, завидев Пана. Тот вошел в середину круга, что-то говорит. Коле не слышно, о чем идет речь, но подойти ближе он не решается. Тем более, Лайма тянет в другую сторону – навстречу к Баскакову.

Николай подходит к ним, треплет собаку по холке, приветливо хлопает Колю по плечу, однако все его внимание сейчас на ребячьем круге, в центре которого застыл их бригадир.

Пан заметил, что Баскаков направляется в их сторону, поторопился разорвать кольцо и выйти навстречу участковому.

– Добрый вечер, командир! – радостно приветствует он. – Дождалась вас Лайма?

– И ты, Пан, дождешься, – вместо приветствия грозит ему Баскаков. – Бригаду сколотил? Ларек завел? На какие дела малолеток готовишь?

– Учу их понятиям, чтобы порядок в доме поддерживать, чтобы пришлые беспредела не чинили, – ответил Пан. – У нас с Вами, гражданин начальник, общие задачи по охране спокойствия.

– Но вот цели разные, – отрезал Баскаков. – Смотри, Панкратов, доиграешься. На рынке Колина мать работает, как оказалось, в твоем ларьке? А у тебя все разрешения на торговлю имеются?

– Я Алке медкнижку купил, с администрацией рынка договорился, – пожал плечами Пан. – Ночную стоянку держать нельзя, на рынке торговать запрещаете – на что же мне бригаду содержать?

– А ты работать, Панкратов, иди. Как честный фраер. Все, распускай свой митинг, командуй всем спать.

29

Баскаков привел Колю к себе.

– Первым делом собаку накормить, – сказал он, направляясь на кухню, – а потом уже и себя не забыть! Тезка, неси Лаймину миску!

Коля помогает Баскакову по хозяйству, тот разогревает ужин.

– А можно я останусь ночевать?

– Валяй, если бабушка волноваться не будет.

– Она знает, что я сюда пошел.

– Отлично, тогда мой руки и садись за стол, – Николай расставил тарелки и чашки, садится. – Ты с белым или черным хлебом любишь?

– Все равно, какой хотите… то есть хочешь. Приятного аппетита.

– Спасибо. И вам тем же самым по тому же месту, – хмыкнул Баскаков с набитым ртом. – Молодец, чем раньше ты отучишься «выкать» тезке, тем быстрее я смогу тебе доверить военные тайны. Я серьезно… Только об этом после ужина… Так, кажется, жизнь налаживается. Верно, тезка?

– А как она налаживается?

– Ну, это так говорят, когда сказать нечего, – смеется Николай. – Я сыт, и настроение стало ничего. Вот и получается, что жизнь налаживается. Хотя все хреново.

– Ты был у жены?

– Вот видишь, я же говорю, ты взрослый пацан. И жутко догадливый. Так что слушай первую тайну: я ходил к Оксане, просил вернуться, но она отказалась. Я хотел напиться с горя, но вспомнил, что ты гуляешь с Лаймой… В общем, смотри, никому. Даже родимой бабушке!

Проходит некоторое время, они уже лежат в постелях, свет потушен, а два Николая продолжают разговор.

– В общем, старая песня. Мало я ей зарабатываю. Другие в милиции без году неделя – а уже на иномарках катаются… Родители Ксюху против меня настраивают, и с этим уже ничего не поделаешь. Как ты думаешь, отказаться? Развестись?

– Сам решай, – ответил Коля. – Если бы у вас были дети, я бы сразу сказал: попробуй еще раз помириться, ради сына… А так… Я конечно, маленький еще, но знаю, зачем мужчины и женщины вместе живут.

– Верно, по телевизору вас с детства всему обучили, – хохотнул Баскаков. – Ты не обижайся, что я с тобой на такие темы. Со взрослым мужиком я ни за что не начал бы про личное говорить. А тебе доверяю. Потому что Лайма тебя выбрала. Собаки людей лучше понимают, чем мы.

– Раз ты со мной откровенно, – начал Коля, натягивая повыше одеяло, – то и я признаюсь. Знаешь, о чем я мечтаю? Нет, не о чем-то одном… Просто я люблю представлять себя то на море, то в горах на лыжах. В общем, мечтаю о том, где никогда не смогу побывать. Хорошо, что свет потушен, я бы при лампе постеснялся признаться… Я ведь понимаю, что мне с такой маменькой и бабой Верой в люди не выбиться. Сейчас даже в школе учиться нормально – и то деньги нужны немалые. Но мечтаний у меня никто не отнимет! Ведь за фантазии платить не надо. Здесь я свободен, лечу куда хочу… Хотя мечты чаще прилетают сами, как сон. И не я выбираю, где мне на этот раз оказаться, а вдруг само нахлынет – и вот я уже там, где никогда раньше не бывал и где в реальности никогда в жизни оказаться не смогу. Ты скажешь, я еще глупый ребенок?

– Вовсе нет, – ответил Баскаков. – И ничего странного в твоих мечтах не вижу. Я сам себя часто вижу за рулем того навороченного джипа, что в твоем дворе недавно появился. Или на белоснежной яхте.  Вот только не решил до конца, злиться на себя за это или злость вымещать на тех, кто это все имеет? Ты извини, может, спать хочешь?

– Нет, ты говори.

– Курить хочу, – Баскаков поднялся. – Не заснешь, пока я на кухне пару затяжек?

– Я с тобой.

Коля закутался в одеяло, засеменил на кухню вслед за хозяином. В прихожей вскинула голову Лайма. Зевнула, потянулась – и пошла следом.

– О, все в сборе! – оглянулся Баскаков. – Ладно, и Лайма пусть слушает. Она ведь тоже что-то понимает, только ответить не может. Так вот, насчет яхт и джипов. Тебе, тезка, самому решать, по какой дороге ты в жизни пойти захочешь. Но я так представляю, что дороженьки у тебя всего две. Как и у тысяч других таких, как ты и я. Или идти за Паном в бандиты, как его пацаны в бригаде. Или выбрать тот путь, которым я иду. В этом мире ты либо с властью, либо против власти – третьего не дано!

– ать тот путь, которым я иду. В этом мире ты либо с властью, либо против власти - третьего ь. г само нахлынет - и дному и  А какая разница? Если милиция с преступниками часто заодно…

– Ты гляди, и это знает тезка! – ахнул Баскаков. – В школе вас такому вряд ли учат, значит, по телевизору слыхал про оборотней в погонах? Нет, Коля, все не так просто. В милиции, как и везде, люди самые разные. И хорошие, и плохие. И идейные, и блатные. Но в принципе, возможно, ты попал в самую точку. Ни мы, действующие от имени закона, ни те, кто преступают закон, по большому счету ни чем не отличаемся. У воров ведь тоже есть свои законы, которые они называют «понятиями». И вот эти два закона пытаются править миром. А тебе остается либо улетать отсюда в свои прекрасные мечты, либо принять тот или иной закон.

– Нет, дядя Коля, – перебил его мальчик. – У меня есть еще третий путь. Если меня Пан не примет в свою бригаду, а ваш начальник не поможет мне попасть в кадеты… Я могу оставаться терпилой и лохом, как большинство людей. Могу мечтать о богатой счастливой жизни, потому что о богатстве я могу только мечтать…

– Вот именно, – согласился Баскаков. – Лохов, как их называют преступники, или быдло, как их называют власти, щемят все, кому не лень. И те, и другие живут за их счет. Тебе это надо? Стоп, а ты чего босиком, почему тапочки не надел? А ну марш в постель!

30

Баскаков включает телевизор, Коля лежит в постели и смотрит «Поле чудес». Вдруг Якубович в ящике обращается к учащемуся пятого класса средней школы… Николаю Максакову:

– Крутите барабан! Кому хотите передать приветы?

– Бабушке Вере Павловне, классной руководительнице Евгении Ильиничне и нашему родному участковому Николаю Баскову, – радостно выпалил Коля.

– Как! Суперзвезда мировой оперной сцены Николай Басков – ваш участковый? – удивляется Якубович. – У вас триста очков. Ваша буква?

– Я назову все слово, – отвечает Коля. – «Семирамида».

– Верно! Итак, победителем «Поля чудес» стал Николай Максаков! – радостно объявляет ведущий. – Итак, у вас триста очков. Какие призы вы выберете на эту сумму? Или, может быть, сыграете в супер-игру? У вас всего одна минута.

– Играю, – согласился Коля. – Готов отвечать без подготовки.

– Подожди, пацан, я ведь еще не сказал задания, – кричит ведущий в микрофон, пытаясь перекричать аплодисменты зрителей. – Ты можешь открыть две буквы…

– Не надо, я готов назвать все слово, – уверенно заявляет Коля. – Параллипеннон.

– Приз в студию! – победоносно восклицает Якубович. – Ты выиграл три миллиона рублей.

– Мне не нужны деньги, – отвечает Коля. – Я выбираю оплаченный курс обучения в Кембриджском университете. Только можно, я с собой туда Лайму возьму?

31

Лайма стоит возле постели Коли, лижет его в лицо. Утро. Баскаков спит на диване напротив.

– Тихо, тихо, – шепчет Коля. – Разбудим…

– Сегодня твоя очередь гулять, – бурчит Баскаков, не оборачиваясь. – А я посплю еще немного, пять минуточек, и есть всем приготовлю. Идет?

32

Коля гулял с Лаймой во дворе, собака с удовольствием гоняла ворон и голубей. Коля поднял воротник куртки, дрожит от холода. Вдруг Лайма насторожилась, бросилась к мальчику.

– Максаков! – окликнула его классная руководительница. – Подойди ко мне. Только собаку убери.

– Она не тронет, – успокоил Коля, – Лайма, рядом!

– Ты почему в школу не ходишь?

– Вы же видите, Евгения Ильинична, мне собаку не с кем оставить.

– Бабушка сказала, болеешь, а ты собак по двору гоняешь.

– Я не гоняю, а выгуливаю.

– Долго вы надо мной будете издеваться? Я мать твою в школу вызывала, а вместо нее бабушка приходит. На второй год хочешь остаться?

– Не хочу, – ответил Коля. – Я из школы вообще уйду, в другую переведусь. Отмучаетесь, Евгения Ильинична.

– Кто тебя с твоими двойками возьмет!

– В милицию заберут.

– Вот именно, по тебе милиция плачет, – срывается на крик учительница. – Инспекция по делам несовершеннолетних.

К ним подходит Баскаков. Лайма взвизгнула, ластится к нему.

– Милицию вызывали? – спрашивает Николай.

– А вы что, из милиции? – удивилась учительница.

– Могу удостоверение показать. Участковый Баскаков, правда, не на вашем участке, а через дорогу. И не в форме, потому что в отгулах. Просто услышал, про милицию говорили. Вы собственно, кто будете?

– Это наша классная руководительница, Евгения Ильинична, –объяснил Коля. – Пришла на второй год меня оставлять.

– Не надо на второй год, Женечка, – улыбается Баскаков. – Давайте я к Вам в школу приду, и мы о Колиной успеваемости поговорим. Вы куда?

– Я сейчас в школу.

– Можно, провожу? Чтобы не откладывать разговор. Тезка, ты Лайму к себе заведешь домой? А я потом за ней зайду.

– Она за вами, – Коля с трудом тянет поводок. – Я ее не удержу.

– Лайма! Место! – скомандовал Баскаков, и собака тут же перестала тащить за собой мальчика. – Нет, знаешь, я не успею за собакой вернуться. Вы с Лаймой к отделению подтягивайтесь. Если меня будут спрашивать, скажи, что в школу пошел по делам. Я скоро приду, договорились?

– Ты построже с ней, – сказал Коля. – Мало чего она тебе про меня натреплет.

– А она не замужем? – спросил Николай, понизив голос. – Извини, тезка, сам понимаешь, дело молодое…

И Баскаков бросился догонять учительницу.

33

На площади проходит репетиция парада Победы. По прилегающим улицам стягиваются колонны в милицейской форме, спасатели, военные. Коля держит Лайму на поводке, стоит в сторонке возле аллеи старой военной техники, наблюдает за построением.

Баскаков подошел к ним вместе с начальником отдела.

– Это и есть твой герой, который тебе собаку сохранил? – указывая на мальчика, спросил начальник. – Молодец, тезка! Значит, говоришь, в кадетском классе учиться хочешь? Я думаю, можно будет устроить.

– Спасибо, – застеснялся Коля.

– А Лайму, кстати, ты дашь на время своему тезке? – обернулся начальник к Баскакову. – В июне-июле в нашем загородном лагере специальные кадетские смены проводятся. Мы там кинологическую группу задумали собрать, да вот ребят с собаками пока немного набирается. А по итогам смены можно будет и в школу парня зачислить.

34

На стенах класса – портреты писателей-классиков. Коля сидит за первой партой, записывает диктант. Евгения Ильинична диктует:

– И последнее предложение. «Усталые и счастливые, ребята возвращались домой».  Домой… Записал? Давай, сразу проверим?

– Ага, – согласился Коля, дописывая последнее слово.

Евгения Ильинична подсела к нему за парту, сразу указала на ошибку, Коля сразу понял, что не хватает запятой.

– Ну, в общем, неплохо. Диктант твой я возьму с собой. А стихотворение выучил?

– Да, – кивнул Коля. – Рассказать?

– Верю, – смеется учительница. – Ты мне лучше расскажи, о чем оно. Что ты думаешь о времени, о людях, про которых стихотворение написано? Об авторе…

– Честно? – Коля глянул в окно. – О стихотворении, которое я вчера весь вечер зубрил, я ничего не думаю. А думаю о Лайме, которая сейчас дома одна. А нам с ней нужно идти встречать Баскакова. Вы ведь познакомились с нашим участковым?

– Благодаря тебе, – ответила Евгения Ильинична, сделав едва заметную паузу, которой было достаточно, чтобы понять, зачем Коля начал разговор про тезку. – Так что передай ему, я твоими результатами довольна. На четверку не тянешь, но твердую тройку вполне заслужил. А ведь ты можешь учиться и на отлично. Все данные у тебя для этого есть… Да, а насчет того, чтобы забрать документы из школы. Пусть участковый снова зайдет ко мне. И мама должна заявление написать… Ну, или бабушка может. На имя директора. Тем более, они знакомы.

35

Баскаков с Колей привели Лайму в учебный центр служебного собаководства. На специальной площадке собаки берут барьеры, бегают по бревну, выполняют различные команды. Лайму инструктор обучает по запаху находить взрывчатые или наркотические вещества.

– Работать, Лайма, работать, – повторяет Николай, ослабив поводок.

И Лайма ищет. Но пока ничего не находит.

– Так, на взрывчатку у нее пока не получается, – констатирует инструктор. – Может, на наркотики лучше пойдет?

Баскаков передал поводок Коле. Инструктор вручает мальчику пакетик с белым порошком. Тот дает его обнюхать Лайме

– Лайма, ищи, – скомандовал Коля и подтолкнул собаку вперед. – Работать, Лайма, работать!

Но снова результата никакого. Собака села посреди площадки и виновато зевнула.

– Ну что же ты, Лайма? – раздосадован Баскаков.

– Все идет нормально, – успокоил их инструктор. – Вы хотите, чтобы с первого раза девочка вам все нашла? Месяца два-три надо работать, вот тогда и решим, пригодна собака к такой работе или нет.

36

Два Николая с собакой идут по рынку возле супермаркета.

– Не хочешь поглядеть, где мать твоя работает? – спросил Баскаков. – Смотри сам, если не хочешь с ней разговаривать, можешь молчать – я сам ей все объясню. Договорились?

Он постучал в дверь знакомого киоска. Внутри что-то загремело, послышалась торопливая возня. Дверь приоткрылась, наружу высунулась раскрасневшаяся Алка.

– Ой, кто к нам пришел! Лайма, ты кого к нам привела? Вот спасибо, уважили.

– Добрый день, Алла Дмитриевна, – поздоровался Баскаков. – Разговор есть, вы можете на минутку выйти?

– Сейчас, только окошко закрою.

Она попыталась прикрыть дверь, но Лайма уже сунула туда голову и залаяла. Алке пришлось отступить.

– Уберите собаку! – завопила из киоска неизвестная женщина.

Баскаков передал поводок Коле, сам вошел в киоск. И увидел на коробке из-под сигарет бутылку водки, наполовину опорожненную, одноразовые стаканчики, нехитрую закуску. В угол забилась маленькая худенькая женщина.

– Ну что, Алла Дмитриевна, – строго начал Баскаков. – Опять за старое?

– Подружка старая зашла. Мы и выпили-то по одной…

– А теперь расходимся по одной, – скомандовал Николай. – Чтобы я этого больше не видел.

Женщина бочком, протискиваясь мимо Баскакова и собаки, снова всунувшей голову в киоск, поспешила удалиться.

– Ты же обещала, – начал Баскаков.

– Да вот, пришла посекретничать, горе у нее в доме. Надо было поддержать. Я что, уже и с подругой выпить не могу? – продолжала Алла. – Имею права. Или я в луже валяюсь пьяная-сраная? Выпила чуть-чуть, чтобы головную боль унять. Погода вон меняется, и башка от этого раскалывается просто…

– Голова у тебя не от погоды раскалывается, а оттого, что ты безбашенная дура, – оборвал ее Баскаков. – Я к тебе сына веду, чтобы поговорить насчет школы. А ты… Там надо заявление написать.

– Тезка, может, пойдем? – Коля заглянул в киоск. – Заявление баба Вера может написать.

– Значит, не хочешь по-хорошему, – обратился Баскаков к Алке. – Ну, давай, колись. Опять тебе Пан спичек не завез? А давай Лайму попросим, может, она их найдет? Работать, Лайма, работать.

Коля ослабил поводок, собака пошла по киоску, принюхиваясь.

– Чего это вы с собакой, – попыталась встрять Алка. – Здесь продукты.

– Ничего, у тебя ведь развесных товаров нет, все в упаковках и банках, – оборвал ее Баскаков. – Работать, Лайма, работать!

Собака остановилась возле нижней полки, сунула нос за коробки. Села и залаяла. Николай просунул руку туда, куда указывала Лайма, и достал оттуда маленькую упаковку со спичечными коробками.

– Ну вот, а говорила, спичек не держите, – официальным тоном заметил Баскаков. – А это что? Хорошо, Лайма, хорошо.

Коля гладит собаку по холке. Баскаков достает из упаковки один коробок, открывает его. Лайма снова громко лает.

– Это не мое! – не выдержала Алка, выдавая себя с головой. – Это наверное сменщица.

– Ты гляди, тезка, – показывает Баскаков содержимое спичечной коробки. – На вид обычные спички. А стоит их немного в сторонку пальчиком… и под ними мы видим маленький полиэтиленовый пакетик. Совсем крошечный, всего триста рублей стоит… Коля, выйди, пожалуйста, с Лаймой. Нам поговорить надо. Без свидетелей.

– Коля, сыночек… – жалобно выдавила Алка, но сын захлопнул за собою дверь. – Притащило вас с ним именно сегодня…

– Как обещал, – ровным голосом, без всяких эмоций, говорит Баскаков, – я его привел, чтобы вас примирить. Но, похоже, ты сама все испортила.

– Сын не может считаться свидетелем, – заявила Алка уже совершенно другим, трезвым голосом. – Ничего не докажете.

– А я ничего тебе доказывать и не собираюсь, – ответил Баскаков. – Просто заберу эту упаковку. И протокола на первый раз составлять не буду. Только ради сына, запомни. И подумай, я тебя прошу, в последний раз. Подумай о сыне, о матери. Во что ты их жизнь превратила? А если тебя еще с наркотой возьмут – ты думаешь, им легче станет? Имей в виду, Пан тебя выгораживать не станет, он сдаст тебя с легким сердцем, мол, ничего не знаю, ничего не ведаю…

В окошко требовательно постучали. Баскаков сделал жест, мол, открой. Алка склонилась к прилавку и открыла киоск. За окошком показалось лицо Тагиева. Тот сложил ладонь козырьком, загораживаясь от солнца, заглядывает в киоск. Кивает Баскакову, хотя и видно, что увидеть его в киоске он не ожидал и не больно-то тому обрадовался.

– Ба, знакомые все лица! А я гляжу, Лайма. Может, и меня впустите?

Тагиев обошел киоск и ввалился внутрь, потянул носом:

– Фу, опять пьешь. Дай сигарет.

– Вам каких?

– Забыла, что ли? LM, легкие, – Тагиев повернулся к напарнику. – Ты ее уже пропесочил? Давай быстрее, на совещание в отдел вызвали. Сегодня всех в рейд посылают.

37

Коля сидит на лавочке во дворе, Лайма бегает вокруг него. На футбольной площадке собираются старшие ребята. Наконец, появляется Пан. Коля соскакивает, решительно идет ему наперерез. Лайма насторожилась, догоняет мальчика.

– Тебе чего, пацан? – останавливается Пан.

– Я все знаю, – говорит Коля тихо. – Не трогай мою маму. Не втягивай ее. Я про спички в ее киоске… Если с ней что-нибудь случится, Пан, я убью тебя!

– Тише, ты чего орешь, – оглядывается Пан. – Не лезь не в свои дела.

– Я тебя зарежу, – вдруг орет Коля. – И бригада не поможет! Подкараулю гада из-за угла… Не трогай мою мать!

Пацаны на футбольной площадке оборачиваются на этот крик.

– Скажи спасибо собаке Баскакова, – цедит сквозь зубы Пан. – Тебя бы сейчас тут в клочки разорвали и в асфальт закатали… Шестеркой ментовской заделался, малявка? Ничего, мы тебя в школе достанем… Не вставай на моем пути, хуже будет.

– Я убью тебя! – кричит Коля ему в спину.

И спина съеживается. Пан хребтом почуял, что этот мальчик сможет выполнить угрозу. Лайма тихо заскулила, прижавшись к ноге Коли.

38

В школе отмечали последний звонок. На общей линейке в школьном дворе выстроились все классы. Выпускники при параде, остальные школьники одеты по-летнему. Впереди каникулы.

Коля стоит со своим классом. Евгения Ильинична трогает его за плечо и кивает в сторону ворот. Там показывается Баскаков с Лаймой. Коля улыбается, машет рукой, но из строя не выходит. Баскаков приставил палец к губам, мол, мы тихо в сторонке постоим.

Не меньше Коли их приходу обрадовалась учительница. Она первой пошла к Баскакову, когда все закончилось. И поздоровалась первой. О чем с ней говорил Николай, не было слышно, потому что как раз в это время громко заиграла музыка, зазвенел последний звонок, и зазвучала песня: «Когда уйдем со школьного двора».

– Здравствуй, – сказал Коля Баскакову, отмечая про себя, что тот больше занят училкой.

Лайма потянулась к мальчику, приветливо виляя хвостом.

– Привет, тезка, – ответил Николай. – Значит, последний звонок? Он ведь сегодня не только для одиннадцатиклассников, но и для тебя звенит!

– Да, мы все документы приготовили, можно забирать, – сказала Евгения Ильинична. – Но за ними, как я понимаю, ни мама, ни бабушка не смогут прийти. Может, вы распишитесь?

– С удовольствием, – ответил Баскаков. – Только почему мы сегодня такие грустные?

– Последний звонок прозвучал и для меня, – вздохнула учительница. – В ночном баре поставили посудомоечные машины, и нас сократили. Придется искать работу. Найду ли такую, чтобы можно было работать по вечерам? Возможно, придется уйти из школы...

– А вы так любите свою работу?

– Если бы за нее еще нормально платили…

– А что вас больше всего привлекает в школе? Свой предмет любите или с детьми заниматься? – оживился Баскаков. – Ведь литературу можно читать вечерами, для себя. А с детьми можно заниматься, к примеру, в инспекции по делам несовершеннолетних. Нам молодые кадры нужны, и педагогическое образование желательно. Кстати, и место в ИДН имеется. Хотите, я вас начальнику порекомендую?

– Вы серьезно? – улыбнулась Евгения Ильинична. – Никогда не думала, что придется одеть мундир.

– Ментовскую форму надевать как раз не обязательно, – ответил Николай. – Хотя она вам была бы к лицу. Можно для начала вольнонаемной устроиться. Давайте встретимся вечером обсудим? Идея! Давайте в ваш ночной бар сходим. Хочу тому жирному обормоту, вашему бывшему хозяину, в морду лица посмотреть.

– Вы меня на свидание прямо при ученике приглашаете? – смутилась Евгения Ильинична. – Или он с нами пойдет?

– Я все равно уже не ваш ученик, – вставил Коля. – И с Лаймой мы все понимаем, дело молодое… Мы вас в сторонке охранять будем.

– Молодец, тезка! – хлопнул его по плечу Баскаков. – Вы нас здесь подождите, а я пока с Женечкой… Ильиничной… за документами схожу.

– И хорошо бы, пока директор к себе пошла, – поторопила его учительница.

39

Ночью в квартире Максаковых раздался звонок. Лайма залаяла в прихожей. Коля вскочил к постели, пошел открывать, но баба Вера его опередила – она не спала.

– Алла, ты? – спросила она.

– Это я, Вера Павловна, – ответил за дверью Баскаков, и Лайма ответила ему новым залпом лая.

– Лайма, тихо ты, – взял ее за ошейник Коля.

– Добрый вечер, Николай, – сказала бабушка, открывая ему. – Что-нибудь с Алкой случилось? Время третий час ночи…

– А ее все нет? – спросил Баскаков. – Опять, значит, загуляла… А ты что же, тезка, Лайму сюда взял? Я думал, вы у меня…

– А я подумал, – ответил Коля, – что вам после ночного бара захочется одним побыть. Вдруг ты Женечку привел бы, а там мы с Лаймой…

– Ну ты даешь, – засмеялся Николай. – Я Евгению Ильиничну после кинотеатра домой проводил, даже ручку на прощанье постеснялся поцеловать… Как ты мог про меня подумать такое? Ладно, Лайма, пойдем, нас здесь обижают.

– Можно мне с вами? – спросил Коля, посмотрев на бабу Веру.

– Иди, конечно, – погладила его по голове бабушка. – И мне спокойнее будет, если мать без тебя заявится.

40

Светает, во дворе ни души. Баскаков и Коля идут между домами. Лайма бегает меж машин на ночной стоянке.

– Давай на рынок зайдем, – предложил Николай. – Дадим Лайме след у ее ларька, попробуем найти, где она…

– Не надо, – ответил Коля. – Даже если найдем, что мы будем с ней делать пьяной? На себе домой тащить?

– Ладно, не переживай, – сказал Баскаков. – И на Пана ты напрасно наехал. О том, что ты на весь двор кричал, мне уже Тагиев доложил. Кто-то в бригаде у Пана участковому постукивает. Хуже будет, если стучат повыше – в отдел или управление.

41

Возле отделения милиции выстроились шеренгой автобусы со знаком «Дети» сзади и табличками с номерами отрядов на лобовом стекле. Ребята и родители сбились кучками. Баскаков с Лаймой ждут Колю.

Тот приходит с мамой. Алла сегодня трезвая, непривычно ярко накрашенная, в новом платье. Видно, какое удовольствие доставляет ей то, что сын взял ее за руку.

Команда «строиться по отрядам» не всколыхнула пестрые кучки родителей с детьми. Но потихоньку толпа начала кристаллизоваться на островки, составлявшиеся вокруг отрядных воспитателей, а островки вытянулись в почти ровную линию строя – в центр вышли начальник отдела милиции и начальник лагеря, представители муниципальной власти. Началась линейка, посвященная началу кадетской смены.

Коля Маскаков стоял в ряду последним, рядом с ним сидела и тоже смотрела прямо перед собой Лайма. Но мальчик слушал не то, что говорили в микрофон важные дяди, а прислушивался к тому, о чем переговариваются негромко за его спиной мама и Баскаков.

– Вон тот с краю, галстук красный, – указал Николай на президиум. – К нему надо будет в школу подойти, он там директор. И написать заявление, мол, неполная семья, алиментов не получаю, работа временная. Он подскажет, как правильно составить. Решать вопрос о зачислении в кадетский класс будет попечительский совет школы – там все зависит от нашего начальника отделения, он обещал устроить Колю…

Тем временем линейка закончилась и все заспешили к автобусам.

– Коленька, сыночек, – прослезилась мама Алла, – я к тебе приеду на родительский день.

– Если что нужно будет, – Баскаков протянул Коле сотовый телефон, – звони. Я тебе номер моего нового мобильника вбил. Так и называется «Тезка». Можешь этой игрушкой пользоваться? Короче, ребята научат.

– Ой, что вы, – растерялась и обрадовалась мать. – А если отберут хулиганы или потеряет? Нам ведь тогда не расплатиться…

– Дарю, – похлопал Николай мальчика по плечу. – Мне тут начальство новый сотовый вручило, отметили за Чечню. Да, чуть не забыл, зарядное устройство! А то он разряжаться часто стал, аккумулятор подсел. Ну, давай, тезка! Лайму в обиду не давай и сам не робей. Счастливо!

Он надевает собаке намордник, треплет ее, ласкает. Мать обнимает Колю, целует, улыбается, не скрывая слез.

– По автобусам! – разносится в громкоговорителях.

Дети и родители стали прощаться.

42

В лагере всех разводят по отрядным корпусам, распределяют по палатам, мальчишки бросаются занимать койки. На Колю тут же наступает один из ребят, что повыше и нахальнее. Чувствуется, что он, если и не заводила здесь, то непременно хочет им стать.

– Чего с собакой в спальню прешься! – говорит он громко, чтобы все слышали его повелительный тон. – На улице привяжи, нечего ей в палате делать.

– Я только вещи свои поставлю, – отвечает Коля, подаваясь назад.

– А вещи сложишь, когда мы себе кровати выберем, – ухмыляясь, говорит нахал. – Меня зовут Коршунов, для всех – Коршун. А для тебя Михал Михалыч. Понял? Свободен.

Лайма не вступилась, наоборот, попятилась к двери. И Коле ничего не оставалось, как притвориться, будто он идет на поводу большой собаки, которая тянет его за поводок.

43

Начальник лагеря отвел Колю с Лаймой к хозблоку.

– Вот тут мы твою собаку и определим, – говорит он. – Тут у нас и будка имеется, заодно будет склад охранять с продуктами. Твоя главная обязанность, Максаков, ее кормить, выгуливать, с ней по полной программе заниматься. Лейтенант Баскаков уверял, она всему обученная. Будем надеяться, ни взрывчатки, ни наркотиков у нас в лагере не водится.

Они привязали длинный поводок к будке. Лайма с интересом заглядывает в конуру, принюхивается, кто тут до нее был хозяином.

44

Рынок возле супермаркета. У киоска, где торгует Алка, стоит паренек, поигрывая автомобильным брелком.

– Девушка, ну скоро там?

Сбоку из двери киоска выходит Пан, бросает на ходу вышедшей закрыть за ним Алке:

– Все поняла? До конца жизни не расплатишься, сука!

Последнее слово было адресовано то ли ей, то ли парню, который, подойдя незаметно, стремительно заломал Пану руку за спину. К нему из рядов цветочниц бросился на подмогу другой такой же неприметный паренек. Из машины, стоявшей неподалеку, выходят мужчины посерьезнее, но тоже в штатском. Они направляются к киоску, в который уже запихнули Пана.

Не говоря ни слова, один из мужчин роется под прилавком за коробками, достает спичечную упаковку.

– Все понял? – кивнул он Пану. – Если на ней обнаружат твои отпечатки, знаешь, на сколько лет это потянет? Уведите.

Пану застегнули наручники за спиной. Аллу уводят просто под руки, она не то чтобы сопротивляться, идти сама не может. Все это снимал на видеокамеру молодой сержант. Старший кивнул участковому:

– Напишешь, как положено, своему начальству, – Тагиев козырнул, но перебивать следователя не стал. – И можешь опечатывать ларек.

45

В лагере кадетов обучают автоделу. Дошла очередь сесть за руль и Кольки. Инструктор подложил ему на сиденье подушку от дивана, чтобы сидеть было повыше:

– До педалей достанешь? – улыбнулся он. – Ну, давай трогай!

Машина слегка взбрыкнула, но потом пошла уверенней. Коля кричит от восторга, выворачивая восьмерку по автодрому.

– Ты смотри, малявка, что вытворяет! – восхищенно и завистливо пробурчал в сторонке Коршун, окруженный ребятами из их палаты. – Ничего, мы тоже так научимся.

46

В ОПОП вбежал Баскаков, кивнул к пишущему протокол Тагиеву:

– Что случилось на рынке? – Николай сел напротив. – Ты там был?

– Я там был, мед-пиво пил, да усы лишь обмочил, – ответил Тагиев невесело. – Повязали Максакову вместе с Паном. Меня сдернули в последний момент, даже не сказали, куда везут. Из центрального управления опера, серьезные ребята. Кто же на Пана стуканул?

– Слушай, ты узнай, – просит Баскаков. – Может, Аллу по подписке отпустят? Она ж сама не употребляла. И не для себя приторговывала.

– Если меня кто-то станет слушать, – кивнул Тагиев, – постараюсь ее вытащить до суда. Хотя срок ей все равно светит, сам понимаешь…

– Я в долгу не останусь, – добавил Баскаков. – Хочешь, опять за тебя в Чечню попрошусь?

47

Вечером в дом алпатовского ветеринара нагрянул наряд во главе с дежурным офицером, который задирал его в отделении еще при Баскакове.

– Видишь, теперь мы к тебе в гости, – говорит он ветеринару. – Я свои обещания привык исполнять. Где, говоришь, у тебя третье ружьишко?

– Нет оружия, – отвечает ветеринар. – Можете весь дом перевернуть.

– И перевернем, – смеется дежурный. – И тебя вывернем наизнанку, если будешь гнать непризнанку. А ну пошел в машину, в отделении разбираться будем.

48

Родительский день в лагере. Автобусы привезли из города взрослых. Коля ждал мать, но к нему приехал один Баскаков.

– Привет, тезка! – кричит он весело. – Мамка твоя подмениться не смогла. Я вчера к ней заходил, вроде трезвая, как обещала. Ну, веди меня скорее к Лайме.

Собака сидит на цепи возле будки, на появление Баскакова она отреагировала лишь поворотом головы.

– Ты гляди, зад не подымается! – изумился Николай. – Откормили же вы ее здесь на природе! От жизни такой она совсем нюх потеряет.

– Мы каждый день занимаемся, – ответил Коля, улыбаясь. – Просто никогда, наверное, столько косточек и мослов не было. При кухне живет!

– Молодец, Лайма, молодец, – Баскаков треплет холку собаке, которая прижимается к нему. – Голод-холод пережила, переживи и изобилие. Тем более, всего недельку вам здесь осталось…

49

Прошло несколько дней, и те же автобусы везут обратно детей. На площадке возле школы их встречали родители. Коля не видит матери. Лишь издали машет баба Вера, утирая слезы платочком.

– С приездом, внучек, – сказала она, когда Коля подошел вместе с Лаймой. – Загорел, поправился! Хорошо там было?

– А где мать? – спросил сын, уже чувствуя неладное.

– В милицию забрали, – всхлипнула баба Вера. – Сказали, скоро отпустят. Ты у Баскакова узнай, а то наш участковый ничего не говорит.

50

В доме Максаковых. Звенит звонок, Коля бросается открывать, успевает к двери раньше бабы Веры, которая тоже заспешила в прихожую.

На пороге Баскаков, Лайма бросается к Коле, лижет его в лицо.

– Добрый день, – говорит Николай. – А я вам тут купил, что к школе полагается.

– Вы поглядите, как собака мальчика полюбила! – ахнула баба Вера, провожая Баскакова в комнату, пока внук возится с Лаймой. – Ведь он с детства собак боялся настолько, что лишний раз во двор старался не выходить, лишь бы на него не набросились… А тут вдруг такая любовь! Спасибо вам, Николай. И за Аллу спасибо, что хлопотали. Говорят, владельца киоска уже отпустили. Может, и ее скоро выпустят?

– Не знаю, – ответил Николай, оглядываясь, не слышит ли Коля. – Они не в нашем отделе были, поэтому нельзя ничего толком узнать… Я принес все, что необходимо в кадетской школе. Там они будут жить в интернате, домой поначалу отпускать не будут. Это вроде карантина. Но на осенние каникулы ждите. А меня опять в Чечню посылают. На этот раз вместе с Лаймой. Слышишь, тезка?

– Но вы меня успеете проводить? – заглядывает Коля в комнату. – Ничего, на Новый год и у меня каникулы будут, и вы к тому времени вернетесь. Верно?

51

Во дворе пацаны опять собираются в большой круг. Они приветствуют своего бригадира гортанными воинственными воплями. Среди них мы видим и Коршуна, который был с Колей в летнем лагере.

Пан переменился, стал более заносчив, всем своим видом подчеркивая, где он был и где он их всех (ментов легавых) видел:

– Отпустили под залог, – начал он без предисловий. – Наши люди помогли. Они же обещали на суде отмазать. Адвоката хорошего купим… Ну а у вас тут как дела? Нашли, кто мог на нашу точку ментов навести? Кто-то в нашем дворе информацией явно приторговывает, и всех нас сдает.

52

Ночью Пан опять на автостоянке, но теперь он пьян и жалок, пока пацаны его не видят.

– Сдали, сволочи, – ворчит он, сплевывая. – Никому веры нет, все продадут, только отвернись… Ну ничего, я вам всем, падлы, покажу!

Он идет к своему дому, и тут кто-то из-за угла двинул Пану трубой по затылку. Тот свалился кулем, по асфальту в свете фонаря растекается черное кровяное пятно.

53

Первое сентября. Построение в кадетской школе. Выступающий перед ребятами полковник говорил речь:

– Более трехсот лет назад кадетские корпуса впервые в России создавал Петр Первый. В новой России эта традиция возрождается. Но теперь не только юноши, но и девушки выбирают в гоы учебы свой путь – по охране общественного правопорядка! Так будьте достойны звания кадета, учитесь прилежно…

Баскаков с Лаймой стояли в сторонке. Коля был в строю в новенькой форме, цветом напоминаюшей милицейскую. После команды «разойдись» он подбегает к ним.

– Молодец, тезка! – хлопнул его по плечу Николай. – Только надо за год подрасти малость, чтобы в начало строя переместиться. А баба Вера не смогла прийти?

– У нее опять с ногами проблемы. Вы ее здесь навещайте.

– Опять «иду на вы»? – строго заметил Баскаков.

– Я имел в виду, с Лаймочкой, – засмеялся Коля, нагнувшись к собаке. – У, ты моя лапочка! Как я там без тебя целый год буду?

– Не волнуйся, до отъезда бабушку навещать каждый день будем. А ты мне каждый вечер звони, если нужно что – не стесняйся, денег на телефон я тебе буду подбрасывать. Ну, давай, тезка. Счастливо!

54

Ночь в кадетской казарме. Как и триста лет назад, среди ребят существуют свои неписаные звериные законы. Стоило Коле пристроить к розетке зарядное устройство сотового телефона, как к нему тут же подлетел Коршун.

– А кто тебе разрешил общественной розеткой единолично пользоваться?

– Мне телефон нужно зарядить.

– Чтобы своему менту на нас стучать? – хмыкнул Коршун, одобрительно кивая собравшимся вокруг кадетам. – А ты разрешение у старших спрашивал?

– Отвали, – начал было Коля, но ему не дали говорить.

С разных сторон по команде (кивку) Коршуна на Колю набрасываются сразу несколько ребят, накрывают одеялом, бьют жестоко, без жалости. В стороне стоит Коршун, лениво машет рукой:

– Хватит на первый раз.

Все расходятся, Коля не может подняться. К нему подходит Коршун, сплевывает на одеяло:

– Это тебе за Пана, – говорит он. – Ты понял? Теперь здесь нет твоей Лаймочки, и Баскакова скоро в Чечню угонят. А ты – или Пан, или пропал.

55

На плацу перед отделением милиции собираются командированные. Евгения Ильинична пришла проводить Баскакова в Чечню.

– Доброе утро, Женечка! – подошел к ней Николай, и Лайма повторила фразу эхом-лаем. – В инспекцию по делам несовершеннолетних приходили? Я там про вас говорил, они ждут на собеседование.

– Я вас пришла проводить, – ответила Евгения. – Ну, то есть, потом и к ним, когда автобус тронется… Что вы надо мной смеетесь?

– Я не над вами. Приятно, когда тебя провожает красивая женщина, – сказал Баскаков. – Жаль, у меня не было времени за вами приударить.

– Времени или желания? За целое лето три раза всего заглянули…

– А вы будете меня ждать? – придвинулся поближе Николай. – Всего-то три месяца… Мне было бы приятно знать, что меня дома ждут.

– Если вы за мной приударить решили, – отодвинулась Евгения, – что же удираете так далеко и надолго? Кажется, вас есть кому ждать.

Баскаков оборачивается в сторону, куда она глядела – и мы видим в нескольких шагах от них другую женщину. Это Оксана.

– Лайма, сидеть, – сказал Баскаков и подошел к жене.

Жена продолжала смотреть в их сторону, но словно удалялась.

– Здравствуй, - сказал он.

– Здравствуй, – ответила она. – Опять уезжаешь? Гляжу, тебя уже есть кому провожать.

– Это из инспекции по делам несовершеннолетних, – не смутился Николай. – Если бы ты… я бы в Чечню не попросился.

– Надолго? Как всегда, на полгода.

– В этот раз на три месяца. А ты будешь мне звонить?

– Каждый день, – ответила жена. – Из нашей квартирки. Можно? Мама своими нравоучениями достала. Не могу ее больше слышать.

– Я люблю тебя, – сказал Баскаков и обернулся к собаке, которая жалобно заскулила. – Мы тебя любим, Ксюха!

56

Колина мечта осуществилась: он все же решился скатиться с горы на лыжах. Снизу ему приветливо машет мужчина точно в таком же шикарном горнолыжном костюме, он снимает очки – и мы видим, что это Баскаков.

Коля останавливается возле него.

– Молодец, тезка! – кричит ему Николай. – А говорил, трусишь…

57

Квартира Максаковых. К бабе Вере пришел Тагиев.

– Товарищ участковый? – испугалась старушка, открыв дверь. – Что случилось?

– Ничего не случилось, – ответил Тагиев, улыбаясь. – Можно войти?

Баба Вера впустила его в прихожую, заперла дверь:

– Что-нибудь с внуком?

– Нет, с Колей все в порядке. Вот, зашел, потому что его тезка, лейтенант Баскаков, уезжая в командировку, просил вас навещать. Может, нужно чего…

– Нет, спасибо, я уже сама немножко выползаю на свет Божий, – ответила баба Вера. – До магазина сегодня одна дошла. Значит, с Алкой что… Вы не знаете, ее не скоро выпустят? А то ведь хозяина ларька, где дочка торговала, говорили, что отпустили под подписку о невыезде.

– То есть вы это знаете. А знаете, что на следующий день того Панкратова чуть не убили? И он лежит теперь в реанимации, почти неделю не приходит в сознание. Бабки у подъезда об этом ничего вам не рассказывали?

– А кто такой Панкратов? – спросила баба Вера. – Нет, я ничего не слышала… Вы ведь знаете, я почти из дому не выхожу.

– Так что, Вера Павловна, еще неизвестно, что вашу дочь на свободе ждет, – заметил Тагиев почти непритворно. –  Может, ей лучше под охраной находиться пока. Коля вам из интерната не звонил?

– У нас ведь, знаете сами… Внуку мобильный свой старый Баскаков подарил. Только мне позвонить Коленька не может – некуда. Значит, у него в интернате все в порядке?

– Все просто замечательно, – повторил участковый, как бы невзначай заглядывая в кухню и прислушиваясь к тому, что происходит в квартире. – Значит, и про то, что внук сбежал, старая ничего не знает...

– Что вы говорите? Простите, я плохо слышать стала в последнее время… Вы ищете тут кого?

– Нет, ничего, – улыбнулся Тагиев. – Если надо чего, обращайтесь без церемоний. И если от внука будут какие-нибудь новости… Мы всегда рады! И от Баскакова из Чечни вам привет!

58

В Алпатово лейтенант Баскаков выпустил из отделения ветеринара, проводил его до ворот.

– Спасибо, что Нику нам вылечили, – сказал Николай, протягивая руку. – И простите за подозрения. Жаль, что так все получается. Местные считают, от федералов ничего хорошего не жди. А у нас думают: раз чеченцы – значит, обязательно боевики. Когда-нибудь это пройдет.

– Не пройдет, – ответил ветеринар невесело. – Пока сюда не станут присылать таких, как ты, лейтенант. Слушай, ты меня выручил второй раз… И я тебя выручу, только дай слово, никому не скажешь, откуда узнал. Тут за селом дорога в «зеленку» уходит, знаешь, поворот? В камере случайно услышал, минировать ее собирались. Лесные командиры местным деньги предлагали. Правда, неизвестно, может, никто из наших не согласился. На всякий случай проверь, понял?

– Спасибо за информацию, – пожал ему руку Баскаков. – Я подумаю, как ее начальству слить, чтобы тебя не светить. А ты к нам заглядывай, у нас тут теперь еще одна собака завелась.

59

Коля мчит на джипе, что стоял у них во дворе. Рядом сидит мама, волосы ярко окрашены, завиты, локоны треплет встречный ветер, как в самом начале нашей истории.

– Ну почему мы не любим тех, кто сейчас с нами рядом? – снова звучит за кадром монолог Коли. – Понимаем, как их любим, лишь в разлуке. Почему мы не можем всегда быть рядом с теми, кого любим? Или тогда мы снова привыкнем и начнем раздражаться друг на друга по пустякам? Ну почему так устроено, Боже!

Мальчик просыпается, на железном полу в кузове «Газельки», среди ящиков и мешков. Машина останавливается. Водитель подходит сзади, откидывает брезент:

– Все, приехали. Тебе на станцию туда – километра три будет. На товарниках попробуй, что ли.

– Спасибо, – ответил Коля.

– Да не с чем, – усмехнулся водитель. – Как ты доберешься до Алпатова, не представляю. В Чечню сейчас редко грузовые составы пускают, а на военные тебя охрана не пустит. Ладно, успеха тебе, пацан!

60

Ранним утром группа минеров прочесывала поле вдоль дороги, которая скрывалась в низком подлеске у подошвы гор. Баскаков отпустил Лайму с поводка, скомандовав «рядом».

Мин или фугасов, о которых рассказал ветеринар, пока не нашли, однако напряжение собравшихся не спадало. И вот, когда уже казалось, что ничего не произойдет, а информация, на счастье, оказалась ложной, из леса показался мальчик в камуфляже. Все сразу насторожились.

– Тезка! – крикнул Коля, не столько разглядев Баскакова, сколько догадавшись по сидевшей рядом с ним собаке, что это он. – Лайма!

Лайма встала в стойку, потянула носом. Николай Баскаков обернулся и увидел бегущего к ним мальчика. Он еще не совсем верит, что не ошибся. Откуда здесь взяться Кольке Максакову?

– Стой! – крикнул он. – Остановись! Сюда нельзя!

Но мальчик его не услышал. А может, расслышал всего одно слово «сюда». Чтобы спрямить путь, он сбежал с дороги на обочину и побежал полем. Минеры машут Коле руками. Баскаков бросается наперерез. Лайма опередила хозяина. Она летит навстречу мальчику угрожающе лая.

– Лайма! – кричит Коля. – Лайма!

Раздался взрыв. Там, где только что была собака, поднялась в воздух комьями почва – и застыла в стопкадре. Очень медленное затемнение.

Конец

= наверх =