|
ЭССЕ И АФОРИЗМЫ
Мои отношения …
Отношение к религии
Мое отношение к религии в течение всей моей жизни формировалось довольно сложно. Даже не столько отношение к самой религии, а к тем ее реальным разновидностям, которые обосновались в мире в виде так называемых религиозных конфессий, т.е. специфических «представительств» Бога на земле. Как однажды вспоминал академик Борис Раушенбах, формулируя итоги своих семнадцатилетних «наблюдений» за представителями различных слоев российского общества в экстремальных условиях советского концентрационного лагеря, где довольно широко были представлены и служители церкви. Так вот, на основе собственных довольно пристальных ежедневных наблюдений за этими людьми в течение такого длительного срока пребывания в лагере, какой был отпущен ему советской властью, Б.Раушенбах вывел для себя довольно любопытную закономерность относительно «религиозных способностей» людей, т.е. людских способностей к восприятию религии. Эта, выделяемая им особо «религиозная» способность, дается людям от рождения подобно любой другой врожденной способности, как например, музыкальной, литературной, математической, т.е. дана «от природы», «от Бога» и так же, как и любая из этих врожденных способностей (талантов), дана не каждому человеку в равных мерах, а распределена в людском сообществе по тому же закону, как и все иные способности человека. В мировой статистике по поводу распределения специфических способностей человека во всем человеческом обществе наиболее популярна оценка «один к четырем», т.е.количество людей «одаренных» от природы какой-либо из возможных способностей (наклонностей) составляет одну четверть всего населения, т.е.люди одарены той или иной способностью. Вот эту «одну четверть» академик Раушенбах отнес и к такой весьма затуманенной способности отдельно взятого человека, какой является способность его к восприятию Бога. Эта концепция мне весьма импонирует, т.к. мои собственные выводы почти адекватно с ней совпадают. Дело в том, что любая из способностей человеческих вытекает из врожденных физиологических возможностей человека, а именно: физические возможности – из структуры костных и мышечных тканей, быстроты реакции, и многих иных физических факторов; умственные возможности – из структуры мозговых клеток, из скорости их взаимодействия, из их композиционных природных конгломератов и т.п.; возможности чувственного восприятия – из «данности» либо «отсутствия» тех или иных физиологических рецепторов, предназначенных к восприятию звуковых, обонятельных, осязательных и всех иных видов чувствований человека. Творческие же его возможности есть результат внутренней потребности, которая непосредственно зависит от степени развития тех или иных частного вида рецепторов, «требующих» собственного развития, т.е. непрерывной «подпитки», «нагрузки», «работы» и т.д. и т.п. Потому-то лишь одна половина людских особей реализует свои природные потребности, другая половина «одаренного» человечества (из всех 25% одаренных) не представляет своим способностям возможностей для их развития, т.е. по тем или иным причинам не удовлетворяет своих внутренних потребностей, проявляющихся в виде позывов, прихотей и т.п. Вот потому-то и явных, т.е. наблюдаемых со стороны, «способных» людей в различных областях проявления человека, оказывается (в грубом приближении) один к десяти. Каков же вывод из всех этих наблюдений, статистик и исторических фактов? А вывод плачевен: всего лишь десятая часть человечества способна к естественному восприятию Бога… Остальные 90% людского населения, включая и «верующих», вообще не имеет возможности непосредственного восприятия «гласа Божьего». Они вынуждены, в случае необходимости, довольствоваться неким, соответствующим их собственному «уровню» восприятия, суррогатом, посредником, поводырем и т.д. и т.п. История октябрьского 1917 года переворота в России – очень разительный пример того, как якобы поголовно «религиозная» страна – «святая Русь» – смогла оказаться за считанные годы вся опять же поголовно «атеистической», причем, – воинственно атеистической … Мне в этом смысле повезло, – оказался в том меньшинстве, кому дарована природой неодолимая потребность общения с «иным» миром, миром истинной религии. Я это почувствовал давно, еще в молодом возрасте. Тогда эта потребность частично «удовлетворялась» мною через музыку: мессы, реквиемы, церковные напевы. Затем – чтение религиозной литературы: вся доступная в те времена литература на религиозные темы. Самой доступной к шестидесятым годам оказалась литература по буддизму: к ней вели и Герман Гессе, и Шопенгауэр, и йоги. Затем появилась литература по древней философии Китая и Индии. Чуть позже стали доступны источники по католицизму, протестантизму. Еще позже по православию. Еще позже – русские переводы Корана. К этому времени уже были прочитаны книги Ветхого и Нового заветов. Из всего прочитанного симпатии мои распределились примерно в следующей последовательности: 1) православие, 2) буддизм, 3) протестантизм, 4) магометанство. Остальные реально существующие церкви я относил к «сатанинским» (туда же ушло и практическое мусульманство, которое я резко отделяю от идей и установок Магомета, изложенных в Коране; там же – и большинство книг Ветхого завета; там же – практический иудаизм и все известные мне современные секты различных мировых религий). Следовательно, к тому времени, когда моя потребность «прислониться» к одной из исторически сложившихся земных церквей приобрела состояние «насущной», выбор мой пал на православие. Помехой для окончательной реализации этой потребности служили два фактора. Главный: мой дед по материнской линии Сулейман Мустафин, только благодаря заботам которого я остался среди живых на этом свете, был яростным мусульманином. Второстепенная: русская православная церковь вся сплошь состояла из ставленников ЧК, НКВД, МВД, КГБ – в исторической последовательности этих зловещих аббревиатур. Из факторов, способствовавших «свободе» моего собственного выбора, было то. Что я не был – ни родителями, ни дедами – приобщен ни к одной из церквей, т.е. не был ни «обрезан», ни тем более – крещен. Вот в этой «тесной широте» выбора, с тяжелыми переживаниями, многочисленными устными беседами со служителями различных конфессий, включая и русскую православную «катакомбную» церковь, я, наконец, принял крещение в русской православной церкви на Арском кладбище в г. Казани, где приобщил меня к святым тайнам мой давний друг (друг и Кости Васильева) протоиерей этой церкви (по светскому образованию – физик) отец Игорь Цветков, который чуть позже крестил и жену мою, и внучку Машеньку. Хочу поделиться одним из ярких воспоминаний, непосредственно касающихся излагаемых здесь перипетий моих внутренних переживаний. После всех тайных и явных мытарств, когда я, договорившись с отцом Игорем о времени моего крещения, должен был предстать в качестве оглашенного перед Всевышним, как раз накануне этого события я зашел по каким-то там делам домой к Мише Белгородскому. Они с женой Аллой были уже крещены за несколько лет до этого и принимали активное участие в церковной жизни. Так вот им я и сказал в тот вечер что завтра, мол, и я иду креститься. Алла вдруг так особенно на меня взглянула и сказала, как выдохнула: «Ой, Виля, как тебе будет хорошо!..» Наша память ведь очень удивительно независимо ведет себя в вопросах выбора неизгладимых впечатлений. Она (память) совершенно неуправляема в этих случаях, как кошачий хвост. Так вот, об истинном смысле этого незабываемого момента я догадался лишь спустя несколько лет. Кстати, Алла своеобразно уходила из жизни. Узнав, что она смертельно поражена раковой болезнью, она уехала в Америку к дочери своей Машеньке, которая к тому времени уже подарила Белгородским двоих внучат. Там, в Америке, Алле, естественно, предлагали оперироваться у каких-то там местных хирургических светил, но она, отказавшись от операции, попросилась в тамошний православных монастырь, куда и была помещена и в котором вскоре и умерла, все последние дни свои заполняя молитвой. Царствие ей небесное!..
Отношение к властям
К власти отношение мое всегда было однозначно-отрицательным. Но основную причину такого отношения я усматриваю в сугубо специфических свойствах моего характера, не терпящего ни малейшей зависимости от кого бы то ни было, т.е. в полнейшей моей «неуправляемости» кем бы то ни было. А любая власть, особенно та, что сложилась в России ко времени моего становления как личности, требует подчинения. Были. Быть может, и частные причины, касающиеся нюансов моей биографии, усугублявшие такое отрицательное отношение мое к властям, но основной причиной я все же склонен считать именно эту врожденную специфику моего характера. В отличие же от сугубо отрицательного отношения к властям вообще, с некоторыми отдельными представителями властей предержащих у меня складывались довольно приятельские отношения. Среди таковых в разное время оказывались и сотрудники милиции(причем, довольно высокопоставленные), и сотрудники КГБ (эти – из бывших выпускников Казанского университета), и секретари обкома комсомола (даже первые, – тоже из бывших выпускников КГУ) и обкома партии. Правда относительно использования этих приятельских отношений у меня как-то сам собой сложился принцип абсолютного и полного игнорирования каких бы то ни было возможностей. Исключение составляют мои просьбы выручить меня или моих друзей из лап милиции в довольно частых случаях попадания в эти лапы по пьяни, – чаще всего это касалось вытрезвителей. Вот и все… В остальном же я любую власть откровенно ненавидел и по мере сил игнорировал.
Отношение к карьере
Отношение мое к карьере очень похоже на мое отношение к власти: во все периоды своей жизни любым продвижениям меня по этой линии я только мешал. И это свое отрицательное отношение к карьерных продвижениям, возможность которых предоставлялась мне почти в неограниченных количествах на моем жизненном пути, я опять-таки отношу к врожденным свойствам моей довольно «странной» натуры. Здесь был и категорический отказ от вступления в партию (предлагалось это не один раз), и отказ от защиты диссертации (три раза, т.к. сознательно я пытался перебороть эту «странность» своей натуры). До того мощным было это неосознанное сугубо внутреннее сопротивление натуры, что ничем иным, кроме врожденных свойств, я ее объяснить не в состоянии. Я не припоминаю ни одного, даже приблизительного, своего желания кем-то «стать». Получается, что я всю жизнь пытался «быть», но никак не «стать» кем-то, т.е. старался быть собой и только собой, как бы ни складывались обстоятельства, хотя в пору юношества и ранней молодости я еще не вполне осознавал, кто я «есьм», но все же старался «им» всегда и оставаться. Потому еще в школьные годы я не понимал фразы Маяковского о том, «делать жизнь с кого». Для меня, как это ни прискорбно было мне осознавать в юности, никогда не существовало «авторитетов». Близких мне людей, даже намного старших меня по возрасту (Борис Михайлович Козырев, Александр Петрович Норден, Алексей Ананьевич Аникеенок) я просто-напросто любил, может быть уважал, хотя это слово «уважать» мне тоже не совсем понятно. Любовь и преданность, верность и максимальная отдача себя за ради друга, – это мне всегда было понятно, причем понятия эти не изменялись в течение жизни, оставаясь чем-то вроде априорных аксиом.
Отношение к смерти
В начале становления личности человек, - видимо, любой человек, - считает себя таким же, как все. Потому и свои взгляды, которые сформировались у него вне зависимости от окружающей обстановки, а были даны природой, без его сознательного вмешательства, этот человек считал элементарно присущими всем, не выделяя себя в некую особь. Понимание особи вообще и своей «особенности», в частности, приходит позднее – при близком знакомстве с «иными» тварями: людьми, животными, насекомыми, растениями и т.п. Потому и отношение к жизни и смерти, присущие мне лично, я относил и к другим людям. Но это оказалось совсем не так, а даже, если можно так выразиться, - совсем наоборот… Жизнь для меня – всегда мука. Смерть - мечта, причем, мечта светлая, - светлее самой «счастливой» жизни… Оказалось, что для подавляющего большинства населения земли «страх смерти» - одна из основ существования. Открытие этого закона было для меня очень печальным событием, которое еще более отдалило меня от людей. И очень радостным оказалось мое открытие того, что религиозный взгляд на эти «детали» совпадает с моим. 9 мая 2000
Читая Шмелёва
Рукописные заметки, найденные в домашнем архиве
Солнце мертвых
Надо начинать день, увертываться от мыслей. Надо так завертеться в пустяках дня, чтобы бездумно сказать себе: еще один день убит!
Надо разучиться думать! Надо долбить шифер мотыгой, таскать землю мешками, рассыпать мысли.
Не надо бояться смерти… За ней истинная гармония!
Два письма
Вы должны ясно видеть, что давно умерла культура. Культура – святое дерзание и порыв, культура – трепетное искание в восторгах веры, культура – продвижение к Божеству! Где они?! Ушел из Европы Бог, и умерла культура…
На пеньках
Заметьте: не имеющий своего лица всегда укрывается за массой, в массу…
24 августа 2009
Крона и корни Несколько слов об истоках творчества художника Надира Альмеева ( к открытию персрнальной выставки в Галерее семи картин)
Чудесное и обыденное, небесное и земное так замысловато и вместе с тем естественно переплелось в жизненной судьбе Надира Альмеева и даже сейчас, когда художник перешагнул свой пятидесятилетний рубеж, когда уже на нескольких персональных выставках, сопровождавшихся неизменным успехом как в нашей стране, так и в далеком зарубежье широкому зрителю были показаны результаты его тридцатилетнего творческого труда. Трудно отделить природную одаренность художника, его врожденные способности от приобретенных за годы непрерывной учебы творческих навыков и с полной уверенностью сказать, что же является основным, определяющим в судьбе этой незаурядной личности: промысел Божий или каждодневный скрупулезный и кропотливый труд, труд и труд… Конечно же, ему «крупно повезло» с самого начала: Надир родился и рос в семье профессиональных музыкантов. Его мать Разия Юсуповна – известная флейтистка, отец Усман Альмеев – популярнейший татарский певец, имя которого уже навсегда вписано в анналы национального музыкального искусства, – обстановка в доме самая благоприятная для роста и становления нового музыкального дарования. Но здесь провидение ниспосылает свой, быть может, самый щедрый подарок судьбе будущего художника… В 1958 году после многолетней ссылки в Казань возвращается Баки Идрисович Урманче. Лемех репрессий глубоко прошелся по «культурному слою» родной земли, – в Казани у Баки Идрисовича уже – ни родных, ни друзей. Жена в Москве, куда опальному художнику путь заказан, а друзья «одни ушли, а те далече»… Живя в одиночестве и полностью отдавшись творческой работе, художник все же тоскует по домашнему теплу и семейному уюту. И здесь волею судеб семья Альмеевых оказалась для истосковавшейся души художника именно тем прибежищем, где она могла найти долгожданное радушие и блаженное тепло семейного очага, – дом Альмеевых до конца жизни Баки Идрисовича стал его вторым домом. Как углядел Баки-ага художественные способности в двенадцатилетнем мальчишке, еще и не помышлявшем о своем будущем поприще, – эту тайну мастер унес с собой, но буквально с первого появления Баки Идрисовича в доме Альмеевых на столе у Надира появляются кисти и краски, а через недолго и липовая доска с инструментами для резьбы по дереву. С этого времени страсть к художественному творчеству постепенно овладевает подростком, а далее лишь она одна ведет его по тому неизведанному пути, который зовется жизнью. И в этой жизни у Надира появляется верный и по-отечески преданный спутник – маститый художник Баки-ага Урманче, к тому же умудренный богатейшим жизненным опытом. Он с удивительнейшим тактом и душевной чуткостью пестует молодого художника в период его обучения и становления, по-детски откровенно радуется первым его успехам, он до конца своей жизни первый и самый почетный гость всех художественных выставок, на которых демонстрировались работы Надира Альмеева. Даже покинув сей мир, Баки-ага продолжает оказывать знаки внимания своему любимому ученику: пятидесятилетний юбилей Надира Альмеева по времени совпал с торжествами, посвященными столетнему юбилею Баки Урманче, а персональная выставка, посвященная юбилею Надира Альмеева, разместилась именно в тех залах Государственного музея изобразительных искусств Республики Татарстан, где только что проходила юбилейная выставка Баки Урманче, истинного корифея национального изобразительного искусства. Надиру пришлось развешивать свои работы буквально на тех стенах, где только что перед этим висели произведения его старшего друга и любимого учителя. Вот такие совпадения… После окончания Художественного училища Надир Альмеев работает художником-иллюстратором в книжном издательстве. В работе с книжной иллюстрацией проявляется будущая «графическая» направленность творчества художника, оттачивается его профессиональное мастерство и, что совсем немаловажно для развития внутренней культуры творческой личности, – исподволь и ненарочито вырабатывается тот редкий навык образного чтения, который за словами и предложениями языка помогает не только глубже проникнуть в содержание литературного произведения, но и раскрыть для себя внутренний смысл авторских стремлений и переживаний. Это трудный вид чтения, зато каким богатством эстетического, эмоционального и интеллектуального наполнения «оплачивается» читателю сей труд! Надиру и здесь крупно повезло. Не берусь гадать, чем и как смог бы он удовлетворить свою природную склонность и любовь к изящной словесности, если бы не «хрущевская оттепель», которая встретила юношу именно в тот период становления личности, когда жажда познания и жажда свободы, слившись воедино, празднуют свой романтический взлет. Незабвенные «шестидесятые» с таким незнакомым романтически-сладким ароматом свободы, со своими, долгое время прятавшимися в толщах темных туч, первыми дождями освежающей литературы и поэзии, с весенними потоками оттаивающей после длительного обледенения живой человеческой мысли, со своим радужным многоцветием художественных выставок и альбомов с иллюстрациями произведений «нехороших», а значит и недоступных для нашего глаза художников, - весь этот пенящийся и играющий в блеске солнца сказочный водопад новых для нашего человека радостных впечатлений удивительнейшим образом совпал для Надира с неповторимыми днями весны его жизни. «Ищущий да обрящет», – гласит библейская мудрость. Творчество Надира Альмеева удивительно наглядно подтверждает живучесть и бессмертность этой древнейшей истины, демонстрируя своими произведениями, какую благодатную почву нашли для себя в глубинах души художника все эти «случайные совпадения» и чудесные «стечения обстоятельств». Художник, до тонкостей освоивший все премудрости западного искусства и вовсе не скрывающий своего тяготения к европейской манере образного мышления, к европейскому способу художественного выражения, извлекает из глубин своей души и воплощает в своих работах «томление по чему-то нездешнему, далекому, иному…», воплощает с такой изысканностью, которая «утончает материю до тех предельных значений, когда она сходит на нет, начиная просвечивать, – сквозь нее все зримей и достоверней проступает запредельное, несказанное». Приведенные цитаты, используемые мной для характеристики творчества Надира Альмеева, извлечены из недавно выпущенной книги «Мой ислам» известного религиозного философа и искусствоведа Юрия Линника, где автор использует их для характеристики основных, по его мнению, критериев и отличительных особенностей всего мусульманского искусства: томности (томления) и изысканности (эстетизма). Здесь нет никакой натяжки, так как именно эти «критерии и отличительные особенности» с поразительной точностью характеризуют художественное творчество нашего земляка. И словно в подтверждение этого удивительного совпадения двум последним по времени исполнения циклам своих великолепных работ Надир Альмеев дает такие символические названия: «Spleen», (что в переводе с английского означает: «Томление», «Тоска») и «Per aspera» (в переводе с латинского – «Сквозь тернии»), причем в последнем названии художник использует лишь начало известного латинского выражения, полный смысл которого выражает устремление земного в занебесные выси, подобно тому, как пышная крона дерева, устремляя свои ветви все выше и выше, выражает извечное томление корней по бескрайним небесным далям, их тоску «по чему-то далекому, иному»… Так в нас, – хотим мы этого или не хотим, – проявляется сугубо личностный, априорно заложенный в глубинах нашей человеческой породы, а значит и истинно природный патриотизм, который словно являет на свет передаваемую из рода в род, тысячелетиями заботливо оберегаемую и тщательно охраняемую сокровенную мечту поколений о «человеке истинном»…
1 октября 1997 г.
АФОРИЗМЫ
* Личная жизнь лишь тогда становится полной, когда вы её отдаете.
* Старость дается нам по грехам нашим: чем больше грехов, тем дольше старость.
* Убегающий от истины пытается ощутить вечность.
* Истинное видение открывает лишь полноту нашего неведения.
* Силу Господа не сможет почувствовать тот, кто в Нем не уверен.
* Старость – это след жизни, – волочимой и стирающий след волочащей поступи.
* Суть настолько очевидна, что ослепляет зрение.
* Чем дольше живешь, тем больше отдаляешься от Истины.
* Мудрость – это дар, который ни приобресть, ни потерять невозможно.
* Серьёзное отношение к жизни – признак тупоумия.
* Серьёзное отношение к смерти – признак тупоумия.
* Страх смерти – характернейший признак атеизма.
|
