|
ЖИВУ ВПЕРВЫЕ (Сборник «Живу впервые» был напечатан друзьями Виля Салаховича в нескольких экземплярах как «самиздат» в 1989 году)
Про совесть В судьбу впряглась однажды совесть и понесла, не беспокоясь о том, что будет впереди, – аж сердце ухало в груди…
А что в итоге?.. А в итоге – все те же чистые дороги, – без продолженья и конца, – как две ладони у лица… 1982
Сиротство Без роду, без племени мы, но в отцы не просим вас, – патокой конфетною незачем манить. Дети тех, что предали вы, дети тех, что продали, – в том, что вы бездетные, нас нельзя винить.
За непоклонение вам нас корить-то бросьте-ка, – ведь кресты могильные силой не свалить… Между поколениями вырублена просека, – не такие сильные мы, чтобы все забыть… 09. 1963
Ваша доброта Вы наших отцов расстреливали… А утром мам увозили растерянных да на свиданье к отцам… – Доброта!.. Ваша доброта!..
Вы наших отцов расстреливали… А утром нам дарили гильзы отстрелянные да с приветом от мам… – Доброта!.. Ваша доброта!..
Вы наших отцов расстреливали, в тюрьмы вминали мам… А утром, – прямо с постели, – нас – да по детдомам…
Там еды – кадушки, там для слёз – подушки! – Мы от счастья выли, – нас не задушили!.. Тра-та-та, та-ра, та-та-та!.. – Доброта… Ваша доброта… 28.02.1963
* * * Есть песни бродяг – о Сибири, есть песни воров – о Сибири, есть песни отцов, матерей… Есть и песня детей… Когда ее тихо мы пели, няни на нас не глядели, няни как будто робели, когда эту песню мы пели, – песню детей каторжан, песню детей-каторжан… Мелодия песни – стон, песня в одно слово: "Мама…" 1963
За!.. Вы, что хором неистовым: "За!..", – затверженно, заученно, заранее – "За!..", – обернитесь назад: за раскатами зала "За!.." – расстрелов залпы, за этим "За!.." ревом – дети зареванные толпами, толпами…
А вы "За!.." были… Вы забыли, как вами – как булавами, как в живот ногами – вами били… Вы – без памяти, – снова тянете руки вверх, как "Руки – вверх!" – голосуете…
Голосуйте, – суйте в петли головы, суйте… 1963
Молодежное кафе
“Кружащиеся листья белладонны…” …Скучающие лица белы, томны, пусты, – как мосты, которых не было и нет, прозрачны, – как листы прошедших лет календаря…
Колени – в ряд, – себя даря, – благодарят…
И трепет раствистованной мазурки… И лепет расфасованной мензурки… И гордость – рабская – за свой “великий” век… И квартирантская угодливость калек…
А взвизги наполняют пустоту конвульсиями – о продленьи жизни!..
…Какая жалость – не расслышать стук… Но, – чтоб не постучать, – какая низость… 1964
Спасибо За ваши законы – спасибо… А.Вознесенский
Соседи мои, не соседи, друзья мои и враги, – спасибо, что есть на свете место, где – ни ноги, время, где нет ни звука, стука, – спасибо, – нет… Мука, какая мука вынести звон монет - вашего голоса, люди… Я так благодарен вам за то, что вы все-таки любите спать по ночам… Спасибо, – за то, что силы вас оставляют ночами, спасибо, – за лампы синие, за слабое их молчанье. Спасибо, – за душу белую не-вы-топтанного снега… (Спасибо, – что вы не сделали небо – своим ночлегом.)
Спасибо, – за улиц безлюдье, спасибо, – за то, что спите, спасибо, – что вас не будит стон моего: “Спасите…”
Спасибо, – что не слыхали… (Слыхали, – спасибо, – не встали с постелей…) Спасибо, – за ваши: “Если б мы знали, – поспели б…” – Спасибо, – что опоздали, спасибо, – что не спасали, – (все равно – не спасли бы)… – Спасибо… Спасибо… 12.12.1964
Мое мужание
Помнится: было когда-то больно, если меня ударяли в живот… Помню: считал я себя оскорбленным, если кто-то меня обзовет…
Все это – в детстве, это – в памяти, все это было так давно… С годами, видимо, меняются удары слов, удары ног…
А может, отмирают чувства, как ткани – после посиненья?.. И я, – выхаркивая сгустки кровавые, – стаю сильнее?..
И, словно лес, я, – отбросив листья, осилю стужу… И безразличье как знак безличья прилично мужу…
Рука партийного подонка, раздвинув ребра, лезет в душу, - я не противлюсь, а негромко – с улыбкой истинно прислужной – ему скажу: “Прошу Вас в гости. Быть может, Вы хотите кости мои отведать?.. или хрящик?.. – Так вот – из горла – похрустящей… А этот, – он совсем небитый, – не затвердел еще… Ну что Вы!.. – Какие могут быть обиды!.. Быть может, крови – граммов сто Вам, – для аппетита?..
Что, – не хотите?.. Сегодня сыты… – Какая жалость!.. Вы заходите, как захотите… Хотя бы завтра…” 1967
Город мой
Здесь я – чужой – в своем саду, – уж я по саду не брожу, уж я, – как на свою беду, – на сад лишь издали гляжу…
Сын скотника – наш бодрый мэр срубил деревья и кусты, он закатал – за метром метр – асфальтом – травы и цветы.
На город мой тупую злость, что он в селе своем взрастил, – (ему в деревне не жилось), – здесь – метр за метром – разместил.
И, как слюну, свой алчный вкус он расплевал по площадям… Я за людей уж не молюсь: дай, Бог, пощады лошадям,
дай, Бог, травиночке расти, позволь земле испить дождя. О дай-то, Боже, мне уйти, кончины сада не дождясь…
1982
Измена
Настал рассвет, – еще одна измена… Уходят звезды, головы склонив… Уж чья-то кровь закапала из вены, собою белый небосклон залив…
Приходит ночь, – и звездные знамена колышатся, все небо закрылив… Но снова ропот: новая измена, – изменник жив, изменник среди них…
И звезды суд неправедный творили, невинных выводя на эшафот. Вы видели, – их головы валились кометами на черный небосвод?..
А по утрам изменник неизменный, стирая кровь с отекшего лица, вставал – единственным властителем Вселенной, единственный ее палач и Царь…
И нет конца… и нет конца изменам… И новый день – ушедшему сродни… Уходят звезды, головы склонив, – изменник жив… Изменник среди них…
1965
Среди людей…
Как тяжко жить среди людей и ощущать себя их частью, свою причастность – их несчастьям и принадлежность – их беде, – как тяжко жить среди людей…
Всю жизнь пытаться превозмочь в себе их горькие пороки. Сознанье гибельной дороги и невозможность им помочь всю жизнь пытаться превозмочь…
Взметнуться вверх и кануть ниц, чтоб просветлели эти лица. Хотя б слезами, но отмыться, – смыть слизь со слипшихся ресниц, - взметнуться вверх и кануть ниц…
Не ведать тупости толпы, не чуять помыслов бараньих, не видеть драк, не слышать брани, не знать, что люди так глупы, – не ведать тупости толпы…
Себя бросая в их содом и кувыркаясь в этой грязи, отдаться мерзости и мрази и быть судимым их судом, – себя бросая в их содом…
Пусть выпьют кровь, пусть выжрут ум, пусть кости высосут – до свиста, но пусть узрят: есть место – чисто, – душой зовущийся фатум… Пусть выпьют кровь, пусть выжрут ум…
Но все напрасно… Навсегда толпа и личность – антиподы. Извечен сей закон природы и неизменен, как беда… Но все – напрасно… Навсегда…
Так тяжко жить среди людей, осознавая безысходность: добро отходит в непригодность, зло отлилось в чистопородность, – уж нет людей среди людей…
Зачем же крест, коль нет гвоздей?..
1981 Есть поздняя редакция этого стихотворения, отличающаяся завершением (см. «Дневные сны и бдения ночные») – прим. сост.
* * *
Я так боюсь очередей: в них мой народ звереет люто, – толпа теряет званье люда, и Бог уходит из людей…
Я так боюсь очередей: здесь в каждом прячется Иуда, – любая тварь – во власти зуда убить стоящих перед ней…
Я так боюсь очередей… И вопрошая зовы плоти, – душа ответа не находит, как воспротивиться беде…
Я так боюсь очередей… 1980
* * *
«Поэзии чуждо повествованье…» Из устной беседы
Друзья мои, любимые ублюдки… Ужели не вторгается ваш мозг в те дебри (а, быть может, закоулки) добра, за ради кое тает воск?
Ужели вы в порядочности будней находите чего-то для души? Неужто (не могу поверить) трудно унять желанье светоч потушить?
Прости мне Бог, но не могу поверить, чтоб люди, образ Твой неся в себе, смогли Тебя с собою соизмерить, засунув (предварительно) в гробе.
О, мой Господь! Не дай Земле погибнуть… Здесь есть еще сыны Твоих детей… Прошу Тебя, (коль нас сумел покинуть), сумей вернуться в мир Твоих затей…
1985
Откровение без потребы
Мне в людях здесь уж будто нет потребы… Ну, может, только труп мой подпалить… И если бросят где-нибудь под древом, - я не обижусь, – злых не буду злить…
А добрым поклонюсь еще при жизни, - (добром я называю все НЕзло), – и если вдруг моей случиться тризне, - налейся – добрым – доброе вино.
Пить за меня “Во здравие” не надо, “За упокой” – не надобно вдвойне, – уж коль захочет одарить наградой Аллах, то вас не спросит обо мне.
А если мой Господь меня накажет, – тем паче, – вы, людишки, ни при чем… Стерплю, смирюсь, – как я смирялся каждый…, да, – каждый день, что жить был обречен…
Моя усталость, может быть, – от смеха, а может, – и от горя… – Кто сверял?.. Но вам-то, вроде, – вовсе не помеха, да мне, вестимо, – тоже не потеха, что радость жизни где-то потерял…
1982
Ветра, ветра…
Что за ветры нынче дуют? Это что же за ветра?.. Снова черти ли балуют, то ли – ангелов игра? –
Белый парус занавески раздувают на окне, – и деревья рвутся с треском прямо в комнату ко мне.
А в душе моей тревога не смолкает, словно вой… Ветер, ветер, нас не трогай, – не заманивай с собой.
Мы и сами потеряли притяжение Земли и летим – не по спирали, а летим – как Бог велит:
по душевному влеченью, – по течению любви, как “по щучьему веленью” – (по французскому реченью означало б – “се-ля-ви”)…
1981
Маета
Маета ты моя, маета… - и молитвой тебя не прогонишь… Широко ты во мне разлита, - не укроешь тебя, не прикроешь,
не загонишь обратно – в сосуд, что разбился, распался на части, - видно, с нею предстану на Суд, с маетою моей разнесчастной…
Ни работать, ни спать не даешь, ни дышать, ни смотреть и ни слушать, - все кому-то меня раздаешь по частям, словно тушу, – не душу…
Как мытаришь меня, мой мытарь, - выжимаешь и давишь, и крутишь; все мотаешь меня, мой мотарь, да с улыбочкой, – словно бы шутишь…
Но какие тут шуточки, коль горло сжато до хрипа, до хруста, да не чьей-то, – моей же рукой, омертвевшей, как челюсть мангуста…
До каких уж улыбочек тут, коль мосты, – как листы, – догорают, даже слезы и те не текут, лишь со стонами в жмурки играют…
Маета ты моя, маета… 1981
* * * Индивид мой, индивид… Не страшит и не пугает, - лишь душе моей претит, только волю напрягает…
Индивид мой – инвалид, - на ходулях костыляет, - вроде даже не вредит, только с совестью играет: подвирает-привирает, - будто сердце не свербит… 1992
* * *
Играл со мной однажды случай… Сидел я как-то у окна, а за окном – чернее тучи висела черная луна.
И что она изображала, - судьбу какую, чью печать?.. Но, коль висела, значит знала, что это должно означать…
Смотрел я пристально и долго, пытаясь тщетно разгадать в чертах ее нaличье долга о чьих-то горестях страдать…
Стояла ночь, сияли звезды, висела черная луна как зрак небес – сухой, безслезный, - в котором мрака глубина…
1991
Юдоль земная
О, как ты все же тяжела, юдоль земная, - все тянешь – ножками стола - меня из мая.
Все тщишься пылью обволочь, - сокрыть от неба, но – благо – есть на свете ночь, - как корка хлеба…
(Изголодавшийся простит мне эту жажду)… И сердце в выси возлетит, о коих стражду.
А тело, словно истукан земной, – недвижно… Я стоны вымолчу стихам, и полке книжной…
Поразбредутся по углам мои затеи, такие жалкие, как хлам иль хлама тени.
Их попритиснет к плинтусам юдоль земная… Уж кто-то сверит по часам блаженство мая… 1981
Нежиль
Постепенности степенно обволакивают мир - полустертостью ступеней и растленностью квартир.
Стены дома поистлели, дух жилища обнищал, стали общими постели в дырах бывших одеял.
Уж одежды потеряли ворота и рукава. Нагишом стоят рояли обронивши покрова… 1992
* * *
На душе - сплошная стужа, нескончаемый мороз, а во внешности наружной ложной радости понос.
Образ века, как калека, (от рожденья во хмелю) - то ли "недо"- человека, то ли "пере",,, но – верблюд…
И бредет полу-пустыней недо-люд и пере-зверь, - полу-гомо двух-костыльный, отрешившийся от вер хер… 1992
* * *
Не радует ни сумрак предрассветный, ни первый луч в оживших небесах, - все кончилось… и, как куплет запетый, кружится жизнь в простуженных басах.
Уж музыка священного хорала не отзовется таяньем в душе, - упрямство памяти упорно повторяет: "Все это было… Было все уже…"
Уж никуда… и некуда податься… Уж никого… и некого любить… Уж никогда… и некогда пытаться… Прошло, – что "будет", остается – "быть"
и все кружить, как старая пластинка, - спираль истерлась в сиплое кольцо, - и все кружить, покуда на носилках не вынесут на мерзлое крыльцо…
1983
* * *
Природы вековечная давильня Объединяла смерть и бытие В один клубок, но мысль была бессильна Разъединить два таинства ее. Н.Заболоцкий
О как безгрешен мотылек, который верит в миг рожденья, что где-то рдеет огонек, зажженный для его круженья…
Как близок час и как далек, – того прекрасного движенья по сцене жизни, – до свершенья, до превращенья в уголек…
Блаженный миг самосожженья… - Как краток он… И как высок!..
1992
Заунывная мелодия
Изящным помыслам рассудка не подчиняется судьба, - витиеватостью рисунка не скрыть горбатости раба…
И жизнь справляет грустный праздник, разлив тоску по небесам, а радость, – в будни угораздив, - распрячет лик свой по лесам.
И все сомненья, – словно язвы, - на солнце выставить спешит - для устраненья неприязни меж сном и песнями души.
Глазами ясности прозрачной ликует явь… А зов могил ничем иным не обозначен, как только – ласковостью сил.
Внемли, мой друг, и ты услышишь дуэт прекрасный – двух сестер: то – жизнь поет, а квартой выше - ей вторит смерть свой приговор… 1981
У края…
Я снова близок к совершенству, - я снова близок к завершенью: я приближаюсь к довершенью и завещаний, и свершений…
Так тяжко, – словно давят гены потомков, перешедших в предки… Такие дни – совсем не редки, - что ослепляют автогенно…
Но с ними мы играем в прятки, сосредоточенно их гоним… Но – неизбежны, точно гномы, что бородой качают рядом…
И, замыкая – за богами - концы невидимой прямой, - касаюсь одного – ногами, в другой – втыкаюсь головой
я – русский и магометанин… Куда – вперед?.. куда – назад?.. - круговорот моих метаний: в намаза шепот?.. в образа?..
в щепотку пепла?.. или – в пену?.. Но это – только лишь обряд… А о нем – не говорят громко… 1967
* * *
Метельный холод свищет в позвонках, - из тела душу выхолостить хочет, и кто-то так пронзительно хохочет, что даже розы вянут на венках.
Уж телефон рехнулся на звонках, как-будто впился красноперый кочет и яростно свой клюв о темя точит, что даже жилы стынут на висках.
Так – день за днем и ночь за ночью – так… Уж запылилось сердце, как верстак, уже короста подползает к векам.
А у подъезда ждет толпа зевак, - мол, скоро вынесут, а первому – пятак… … Жить остается только лишь калекам. 1981
* * *
Уж нет нужды ни в сумраке с рассветом, нет надобы глядеть на небеса: все кончилось… И, – как куплет запетый, - жизнь кружится в простуженных басах.
Уж музыка священного хорала не обозначит таянья в душе… А память монотонно повторяла: Все это было… Было все уже…
Уж никуда и некуда податься, уж никого и некого любить, уж никогда и некогда пытаться: прошло, что будет, остается – быть.
И все кружить, как стертая пластинка, - спираль истерлась в сиплое кольцо… И все кружить, покуда на носилках не вынесут на зимнее крыльцо… 1982
Моленье об избавлении
О, Бог мой, вызволи меня из этой суетности буден, - убей… добавь костру огня… Ужасен звон пустых посудин - о сольной склонности к простуде на фоне сумрачного дня, - о, мой Аллах, сожги меня.
Избавь от мерзостей толпы, самовлюбленностью упитой, - с отвратным запахом клопы пробрались нынче в фавориты и возгордились, паразиты, что кровью полные горбы по цвету стали голубы…
О, Бог, лиши меня рассудка, не дай мне знать, что я живу, - ведь не во сне, а наяву пустили душу на жратву, - как вечность скармливают суткам… О, мой Аллах, лиши рассудка, лиши прозрения меня, убей, – не дай увидеть дня… 1981
* * *
Ни сказать, ни высказать, - не посметь пропеть, - попытаться выскользнуть из попытки в смерть…
Но уходит силушка, но слабеет прыть, - видно, мне могилушки не успеть отрыть…
Ох, пришла бы верушка во спасенье дней, - возлетел бы перышком - в верушке своей
да воспел бы песенку славную о ней… Принесли бы лесенку, - сняли б поскорей с рей… 1992
"ЧИТАТЕЛЮ"
Читатель мой… О, мой листатель… Признаюсь, будто на духу, (наверняка – совсем некстати ни мне, ни этому стиху):
все, что написано мной было, и то, что я пишу сейчас, – не для тебя, Сеньор из быдла, не для тебя, Вассал из масс…
Тебя ж, – прости, – в упор не вижу, когда пишу: я растворен в потоках, посланных мне свыше, – из расстояний и времен…
Нет различимых ухом звуков: подлунный гул, подгрудный зуд, – как будто толпы голых внуков мне вести предков волокут…
Я с безучастием внимаю беззвучной музыке стихий, лишь по наитью понимая, что в руку просятся стихи.
И я пишу… не объясненье событий, сущих надо мной, – ведет строку в стихотворенье мотив музыки неземной,
отображая смысл созвучий, лишь предваряющих намек тех восхитительных излучин, укрывших истины исток.
И выси, опускаясь ниже, уж приближаются к словам, что аналогиями дышат и видят мир глазами лам…
Вот так стихи свои слагаю я, не заботясь ни на грамм, на что судьбу их обрекаю: на славословье или срам, –
без разницы… Я – равный с равным – в тиши беседую о том, как ощущается нирвана: с травинкой, деревом, кустом.
Нет ни героя, ни ублюдка, – лишь равный с равными в миру, – я даже смерть свою как шутку воспринимаю, – как игру…
Так что мне ты, читатель милый, на кой мне мнение твое: настиг мой стих тебя иль мимо проплыли звуки – в забытье?..
Умен ты или хил мозгами, – меня не стоит поучать: стихи диктуются богами, мне остается – промычать…
1981
Вопросы, вопросы, вопросы…
Когда же, когда же, когда же прольется на душу весна и горло той терпкостью свяжет, что крики утишит во снах?..
Кого же, кого же, кого же узрит прозревающий глаз?.. Ужели, ужели, о, Боже, дойдет изначальный Твой глас?..
Кому же, кому же, кому же себя мы оставим и Мир? - Сольется Вселенная с лужей, размывши всемирный кумир…
Но с кем же останутся слезы, в кого же вольется наш пот, - прозрачнейшим соком березы начавшие вечный исход?..
О ком же, о ком же, о ком же проплачет нам память псалмы? - О, Боже, ужели, о, Боже, в тех звуках прослышимся мы?..
Куда же, куда же, куда же умчит нас неведомый дух?.. Когда же, о, Боже, когда же пройдут похороны разрух?.. 1992
Не приведи Господь…
Не приведи Господь кому - среди глухих, слепых и глупых - вдруг оказаться одному… Притом еще – в одеждах грубых…
Как узревает тот урод породу, чуя благородство?.. Чем ощущает превосходство родов – мозгов лишенный сброд?..
Ведь речь ведя об ощущеньях, предвосхищеньях, об уме, мы полагаем, что в сомненьях тот сброд витает, как во тьме…
И никогда себе представить не можем истины простой и под прическою густой те два момента сопоставить: Христа, казнимого толпой, толпу, истошно словославить пытающуюся Христа…
Стыдливо сомкнуты уста… И даль пуста… 1992
Вешние вопросы
Что Человек на сей Земле? - Пришлец небес?.. Иль их изгнанник?.. Сын Сатаны?.. Богов посланник?.. А может, – поднебесный странник, сюда забредший издале?..
Откуда он принес гневливость неистребимую, немилость к иному жителю планет?.. И почему любовный свет так редок для его примет?..
Чем изворотливость ума милее доброты бездумной?.. И отчего пугает тьма своей свободою безсудной?.. И почему судьбой паскудной всегда доволен он весьма?..
Весна на улице… Весна… 1992
День свершения
Настанет день, который не дано увидеть взору, скрытому веками. Но содрогнется даже темный камень, что канул в бездну и не лег на дно.
И память жизни, минувшей давно, и явность дел, задуманных богами, сольются там в событие одно, как чудо, сотворенное над нами.
И вновь судьба вернется, повторив круги своя, предсказанные Словом, и прозвучит неслышанный мотив, вдруг оказавшись издавна знакомым.
Прольется дождь, слезою окропив мольбу небес, разверстых трубным зовом. 1993
* * *
Как, право, радости неймется, когда весна приходит в мир, - она – как Бог – во грудь вольется и там листает свой клавир.
Она растит хорал беззвучный до занебеснейших высот и увлекает, словно тучу, тебя – за дальний горизонт.
И нет ни плена, ни квартиры, нет даже тела, – только суть… И крылья синие над миром тебя несут – в безвестный путь… 1984
* * *
Голубой небосвод уж давно помутнел, - то ли хляби взобралися на небо… То ли бес овладел головою моей и мозги порастер чисто-набело…
Только даль – далека, да и близь – высока, - лезут беды в глаза, словно волосы… Только слезы стряхнуть уж не смеет рука, только глотка молчит лютым голосом… 1991
* * *
Устав смотреть на огородик, что весь иссох и оскудел, сидел я на ведре порожнем и в небо чистое глядел.
В его далеких синих далях взгляд утомленный отдыхал, а мозг, свободный от деталей, за томным взглядом наблюдал.
Но там вдали – в немых объятьях пустопорожней тишины - они как истинные братья одни и те же видят сны… 1992
* * *
Ни радости, ни горести, ни скуки, ни грез, ни ожиданий, ни надежд, - сплошная ночь – без цвета и без звука: не-жизнь… А что?.. – Число?.. Или падеж?..
Вокруг витает ветер первозданный, внутри – туман, окутавший миры, и тени неких сумрачных созданий - в полетах неразгаданной игры.
А может, – жизнь?.. Ведь я когда-то слышал, что ощущенья свойственны – живым… Ведь, если ветер, – значит кто-то дышит?.. Эй, тени, отзовитесь: Кто же вы?..
Но темень несмолкаемо безмолвна… Лишь память, изгибаясь от потуг, пытается осуществиться СЛОВОМ… А если СЛОВО… – значит, снова ДУХ?!. 1983
Тишина
Что случилось?.. С какого рожна разлилась по душе тишина?.. То ли бес натянул удила?.. То ли Вера сгорела до тла?.. - Только песня небес не слышна: тишина на душе, тишина…
Что, быть может, Надежда ушла?.. Ведь она здесь недавно жила вместе с дочкой-мечтой и ждала… Ни кола, ни двора, ни угла не нашла, – не дождалась, – ушла и дочурку с собой увела…
А Любовь, что все рядом была, - неужели она умерла?.. Я ведь помню: светила весна и сынишка играл у окна, и жена – несказанно нежна, - что лишала покоя и сна…
Тишина на душе, тишина… Это ж надо!.. Какая струна порвалась?.. Или сам сатана иссушил мою душу до дна?..
Только Вера до тла сожжена, и Надежда навеки ушла, а Любовь, а Любовь умерла: тишина на душе, тишина…
Тишина, – как она тяжела… 1990
Химера прогрызания
Отращу-ка хвост подлиньше да усищи утолщу, подыщу себе крысищу и в избу перетащу. -
Пусть живет, грызя мне тело, пусть пороется в душе, - чтобы кровь моя вспотела и башка ушла взашей.
Чтоб – на равных, – так на равных, чтоб отличий – ни на грамм: если родич наш – с парадных, так и их – не со двора.
Черный ход и вход червонный чтоб слились в одну дыру. Чтобы быт наш расчертовый прекратил с Христом игру… 1990
Плач по Россиюшке
Россия сгинула в Гражданскую войну… Ну, а потом уж все пошло по кругу: украли власть пигмеи и страну несчастную пустили на разруху.
И все, что лишь напоминало Русь, давилось, убивалось и взрывалось, - да так старательно, и вспомнить-то боюсь о том, что Русью прежде называлось…
А ныне – воем взвыли смерд и раб, что здесь от вражьей крови народились: бедна Россиюшка, – теперь уж грабь, не грабь, - не наворуешь столько, как родитель…
Награбленное – пропито дотла, украденное – сгнило по амбарам. Забыта вера, брошены дела распродано, что было Божьим даром…
О чем гундосишь, царь былых побед, над бездной бед растерзанной Отчизны? - Тут ни ЦеКа тебе, ни твой КомБед помочь не смогут взмахом рук нечистых.
Уж не восстанет мертвая страна, которую втоптали, вмяли в землю. Над Китеж-градом плещется волна, а небеса стенаньям молча внемлят… 1990
История
История, ты – баба истеричная, – то стонешь, то кричишь истошно,,, А скольких сыновей забила до смерти?.. Забыла?.. – Нет, ты помнишь их, История…
Их трупы прижимая, ходишь по миру А помнишь, ты им виселицы строила и веселилась до пьяна, История?..
Не ты ль их, – выстриженных наголо, – в Сибири, за проволокой тысячами выстроила и ликовала дико, слыша выстрелы?.. Что, память вышибло, История, забыла?..
Салют – погибшим! Памятник – повешенным! Венки лавровые на память им повешены… А на столбы, где их недавно вешала, твоей рукою флаги понавешаны
багровые, – они их кровью крашены… История, тебе не страшно?.. 1965
Обаранивайтесь!..
Обаранивание оморалено! У тарана – голова барана! Не сопротивляйтесь, не обороняйтесь, - обаранивайтесь, обаранивайтесь! К поэзии не приникайте, музыке не внимайте, - бросьте эти проказы, - читайте и изучайте приказы, приказы, приказы! Извилин извилистость – к черту, - главное – четкость, четкость! Люди, плюньте на разум, - главное – разом, разом! Плечо – к плечу, к ноге – рога, взгляд – друг другу в зад. Хлещи, пастух, лупи в бока, - гони в цветущий сад, где ждет еда отборная, где тучные стога, - в отлежные, обжорные Альпийские луга!.. 1963
* * *
Слез ли пролито в России, водки ль пропито, - нам ли, грешным, это мерить-измерять… То ль на святость суждена, а может проклята, - остается иль гадать, иль доверять…
Покуражились над Русью тати-вороги, - матерь родную детишкам не узнать… Да и детушки взросли, что черны вороны, - им бы только чьи-то очи поклевать…
Чем же матушку прикрыть от лютой нечисти? Где же ей захорониться от детей?.. Только нет такого места, нет – как нетути, только нет таких неведомых путей… 1991
Скорбя Российские
О, сколь премного горьких слез испила Русь за годы скорби… И сколь ускорен наш износ, как искалечен люд и сгорблен…
Как могут внуки возродить свое подобие и образ, коль смели деды разгромить и Божий храм, и Божий образ?..
И смерд, который крив и хром, что танков траками издавлен, вкушавший – ароматом – хром и треск зубов назвавший славным,
мотоциклетный сизый газ приявший сладостью борея, не по стеклу, а донцем глаз познавший бритву брадобрея,
давным-давно про влажность слез забывший в засухе вседушной, - он воет воем лживых грез, о коих бредил мир подлунный…
О, мой Господь, зачем из букв Ты сотворил безумство слова?.. Зачем греховность гибких рук в музыки обратил истому?..
Зачем нас слухом одарил, зачем в глазницы вставил очи?.. И для чего Ты меж могил оставил нам Кумир порочный?..
Зачем на крест Ты возносил Святого Сына – плотью Духа? Зачем Марию не убил, а горем обратил в старуху?..
Что, – лишь затем, чтоб ни Души, ни Доброты и ни Любови?.. Прости, Господь, и… сокруши сей Мир, – Твой первый блин людовый… 1990
Э-эх-ма!.. (Плясовая)
Сколько глупостей на свете напридумано людьми: наплели – мозгами – сети, напотелись – над плетьми, понавешали законов, понатешась над судьбой, понастроили заборов между Богом и собой…
Ах, людишки-шалунишки, ох, бедняжки-шутнички, - растрепались хвастунишки, возгордились дурачки: “Все-то мы на свете можем! Хочешь, – свалим небосвод!..” - даже совесть их не гложет, ни стыдоба не гнетет…
Так уж чванством поднадулись, возомнили о себе, другом-дружкою любуясь: кто лютее во злобе!.. И-их! – малявки-шмакодявки, э-эх! – букашки-паучки, - понавешали медяшки - ордена на пиджачки!.. … Вам бы в зеркальце вглядеться, вам бы сердце воспросить, вам бы встать и оглядеться, вам бы душу потрусить…
Только – некогда… Не время… - Коль прогресс, – беги вперед: стала городом деревня, академиком – народ, девка стала депутатом, - нет досуга и рожать, - христа-в бога-душу-матом проще мужа поливать…
Жизнь пошла – сплошная песня - и привольна, и лиха!..
Только лопнет все и треснет, - и посыплется труха… 1981
Двадцатый век
Вершит последний свой забег двадцатый век: уже леса ушли под снег, не видно рек;
уж молодой промерз побег, - кругом – зима, и люди смотрят сны калек, - сойдя с ума;
и опустели все дома, - объяты тьмой; уже затихли все грома по-над землей,
а в небесах блуждает вой, - ослепший вой, погасли звезды над бедой, укрытой мглой… 1981
Медицинское
Я – хирург. Операция – трепанация черепа сути. Орут: – Вам не на что опираться! Консилиумы бессильны… – Простите, но консилиумы врут. Вносите!..
Взмахи рук, глухие удары долота: Та!.. Та!.. На лбу – испарина пота, Та!.. Та!.. Та-а! – И крышка черепа отваливается, ударяется об пол, – и с пола – нота "Па"… – Ну что, чисто?.. – Чисто… Но взгляд неистово рыщет, – ищет немигающе… И упирается во что-то копошащееся и мелкое – безликое страшилище, жрущее бесконечность времени, – миг… 1965
|
