<<< назад

Сборник стихотворений

Казань, АССОЛЬ, 2002

Моей жене Валентине

посвящаю

СИРЕНЕВЫЙ СОН

Стихотворения

СЧАСТЬЕ

Затихла вечности река,

Объятая июльской негой,

И, кажется, под звездным снегом

Жизнь бесконечна и легка.

Ночного неба глубина

Беззвучной растеклась сюитой,

Руками Господа разлитой.

Меня к себе манит она.

Скользит неторопливо взор,

Любуясь млечной серпантиной,

А мысли, словно в паутине,

Дневной остановили хор.

Щекочет ухо локон твой.

Ночной прохладой упиваясь,

Душа моя, с твоей сливаясь,

Трепещет робкою листвой.

Но вдруг, оранжевый удар,

И я зажмурился невольно,

А ночь походкой недовольной

Ушла, отдав бесценный дар.

7 ноября 2002

ПРЕДУТРЕННЕЕ

Чтоб не нарушить твой покой

Страшусь я даже шевельнуться,

Но как мне хочется коснуться

Тебя губами иль щекой.

Меня волнует в тишине

Беззвучное твое дыханье,

И я тону в благоуханьи

Волос, распущенных во сне.

Ладошка чудная лежит,

Раскрывшись на моей подушке,

Сережки блеск в прелестном ушке,

А от меня мой сон бежит.

Я не пытаюсь удержать

Капризного слугу Морфея,

Когда с тобою рядом фея,

Бессонницы не избежать.

12 ноября 2001

ПОЧТИ ПО

ЕККЛЕСИАСТУ

Все проходит: за годом год,

Вслед за веком уходит век,

Исчезает за родом род ─

Кратковременен человек.

Очи зреньем насытить нельзя,

И всего не воспримет слух,

По поверхности жизни скользя,

В глубь миров не проникнет дух.

Невозможно кривое спрямить

И бесследно заштопать дыру.

Было все и опять может быть,

Даже если я сам умру.

Там, где мудрость, всегда печаль.

Скорбь умножит познанья суть.

Даль за далью влечет нас в даль

Вечный в вечности млечный путь.

Сын Давидов напомнит вновь:

Все проходит с теченьем лет.

Искушенья, мечты, любовь –

Суета ─ суета сует…

Можно все изменить, сменить,

Все проходит, всего не счесть.

Бесконечность, как чести нить,

У того, у кого есть честь!

5 января 2002

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ

СОЧЕЛЬНИК

Когда пред образом стою,

Простыми вечными словами,

Что нас объединяют с вами,

Молитву я творю свою.

А Вифлеемская звезда

Горит у нас над головами,

Как над Библейскими волхвами,

И будет, будет так всегда.

Мы понесем свои дары,

Сыны заснеженной России,

Новорожденному Мессии

Сквозь муки, время и миры.

И вновь Спасителя ответ

Через десятки поколений

В распев Рождественских  молений

Прольет в людские души свет.

6 января 2002

ЭТЮД

Как рапсодия в стиле блюз,

Бесшабашная жизнь моя,

То, крича, то, рыча, то, звеня

Или плача, влечет меня

Многозвучная жизнь моя,

Как рапсодия в стиле блюз.

Ту рапсодию в стиле блюз

Переплел я из многих тем,

И любовью связал их так,

Что уже не порвать никак

Гармоничнейшую из систем –

Ту рапсодию в стиле блюз.

От рапсодии в стиле блюз

Я уйти не хотел, не мог,

Даже если от счастья балдел

И менял много разных дел

Видно нет для меня дорог,

От рапсодии в стиле блюз.

О, рапсодия в стиле блюз,

Будь со мной до последних дней,

Будь со мной и любимой моей,

С каждым днем, становясь стройней,

Мелодичнее и нежней.

О, рапсодия в стиле блюз!

7 января 2002

ПОСЛЕ

ОБСЛЕДОВАНИЯ

Что там, в зубцах кардиограмм?

Последствия семейных драм,

С начальством склоки,

спор с самим собою

И недовольство

собственной судьбою.

Что там, в зубцах кардиограмм?

Любовь к гулянкам и пирам,

Соблазны разные,

недолгие романы.

Предательства и

подлые обманы.

Что там, в зубцах кардиограмм?

Весь наш житейский стыд и срам,

Готовность рабская

к мученьям и несчастьям,

Исповеданья редкие

и редкие причастья.

Что там, в зубцах кардиограмм?

Виденья райских панорам,

Успокоенье и приход

к согласью,

И легкая, даст Бог,

кончина в одночасье.

12 января 2002

ОФИЦЕРСКИЕ

ПОМИНКИ

Зажал стакан в ладонях я,

Совсем не пьется, в горле ком.

Уходят добрые друзья,

А я шепчу себе тайком:

Судьба, что ветер на юру,

Всегда ведет свою игру».

И мне все чаще снятся сны,

Где мы веселые, шальные,

В курсантской форме пацаны,

Бесхитростные, шебутные,

Любовью связаны одной

К своей стране ─ стране родной.

В мазурках офицерских балов

Никто не мыслил о бесчестье,

Предательстве, вранье, провалах

И о фургонах с «грузом двести».

О, Братство гордое мое!

На наших звездах ─ воронье…

19 января 2002

СИРЕНЕВЫЙ СОН

Я спиною лежал

на рядне деревенском,

мне лицо осыпало

сиреневым снегом…

Вдруг забылся в истоме

в колодце вселенском,

одурманен медовою

сладкою негой.

Прилепился к губам

лепесток окрыленный ─

вкус прохлады ─ едва

уловимой горчинкой.

Щеку мне щекотал

паучок несмышленый

чуть заметной своей 

золотой паутинкой.

Еле слышно листва

в вышине шелестела,

тонкой нотой звенела

цикад унисонность.

Растворилось само

ощущение тела,

я бесплотным фантомом

поплыл в невесомость.

Захотелось упиться

дыханьем сирени,

но исчезли виденья ─

внезапно очнулся…

Этой ночью январскою

в стихотворенье

дальний майский денек

сном из детства вернулся.

25января 2002

ПОЖЕЛАНИЕ

Коль предназначено судьбой

Оставить что – то за собой

На поколенье иль на век,

Исполни это, человек!

Оставь хоть толику добра

Сегодня, завтра и вчера,

При этом не считай затрат,

Добро воздастся во сто крат.

 26 января 2002

ЗАРИСОВОЧКА

Девчушку-подростка

На водные лыжи

Поставил так просто

Папашенька рыжий.

В распашку глазенки,

Схватилась за леер,

А над головенкой

Оранжевый веер.

Ножонки, как палки,

И попка гвоздочком

За катером салки,

За папкою дочка.

Летящие лыжи

По волнам грохочут,

А парочка рыжих

От счастья хохочет.

29 января 2002

ЗИМНИЙ ТРИПТИХ

1. МОКРОТЕНЬ

Не закрылась в осень дверца,

Сквозь нее вползает хворость,

Не выдерживает сердце

Эту сырость, эту морось.

Где зима твои сугробы?

Вся в соплях сидишь, чихаешь,

Как старуха перед гробом,

Жизнь зачуханную хаешь.

Где ты, белое раздолье?

Где проказница-поземка?

Вместо шумного застолья

Капли в рюмочке с каемкой.

Мне б закаты и рассветы,

Видно так уж я устроен,

Мне б с жарой хоть месяц летом

И с морозцем два зимою.

31 января 2002

2. ПРОСВЕТЛЬ

Удивительное дело!

Написал о мокротени,

И февраль, едва родившись,

Ярким солнцем озарил.

Он покрыл фатою белой

Наготу ветвей в сплетеньи

И смущенно спохватившись,

Нас морозцем одарил.

Я из дому выйду смело

И по хрусткому снежочку

Стану с милою моею

Стежку свежую торить.

Удивительное дело!

Пролетела только ночка,

И хандра ушла за нею…

Надо б дверцу затворить…

1 февраля 2002

3. НОВОМОКРОТЕНЬ

Лишь денек хрустел морозом,

А второго снова слякоть,

Хрипы, сопли и хандрозы –

Есть опять, о чем калякать.

Вероятно, в поднебесье

У привратника получка,

Двери настежь, и, хоть тресни,

Он валяется в отключке.

Не пора ль тому швейцару

Прекратить давать зарплату?

Пусть потрудится «на шару»,

Не за мантию и злато,

Только рюмку и котлету,

А другого пусть не просит…

Будет и весна и лето,

И зима заменит осень.

2 февраля 2002

ДВА  НОЛЬ

И НОЛЬ  ДВА

Второго второго две тыщи второго…

Ужель ничего не случиться такого?..

Такого духмяного, вкусного очень,

Как мамою к завтраку поданный сочень,

Как девичий взор, промелькнувший украдкой,

Как слезы за первую двойку в тетрадке.

А скоро двадцатое, кодом астральным

С симметрией парной, повтором зеркальным:

Два ноль и ноль два, вновь два ноль и ноль два,

Пытаясь решить, не свихнулся едва:

В двоичной системе шифруется строчка,

Какая запрятана в ней заморочка?

И тройки с нулями в двойном повтореньи

Придут через тридцать и три поколенья,

Те странные числа грядущему ГОМО

Мозги заморочат, свернут до излома…

А мистики нет ─ здесь шифруется вновь

Простое и вечное слово ─ЛЮБОВЬ! ─

Тут магия сдвоенных троек проста:

В ней возраст земного Иисуса Христа.

2 февраля 2002

СЕМЬ СМЕРТНЫХ

ГРЕХОВ

«Я самый умный, самый сильный,

И мнение мое ─ твердыня»,─

Погряз в речах, словообильный,

Запутался в сетях гордыни.

А от неё недалеко

До необузданных желаний,

И совесть брошу на закланье,

И зависть съест меня легко.

И алчно я хочу объять

И поиметь все блага мира,

Из злата выковать кумира,

За божество его приять,

При этом избегать трудов,

Вальяжно в праздности валяться,

Бесстыдным телом умиляться

И ясть не от своих плодов,

Все насыщать и пресыщать

Свое раздувшееся чрево,

От злобы лопаться и гнева,

Не покоряться, не прощать.

И в этих мерзостных грехах

Я ежечасно, повсеместно,

И трудно в том признаться честно:

Сидит гордыня в потрохах.

Больница. Первая ночь

с 11-12 февраля 2002

ЧТО ЕСТЬ,

ТО ЕСТЬ…

Я насаживаю ложь

На гайтан из сладкой лести,

Укрываясь от бесчестья,

Лезу в бархат царских лож.

Трудно быть самим собой,

Не теряясь в объясненьях

И не дергаясь в сомненьях

В споре со слепой судьбой.

Постоянною борьбой

Сразу от рожденья, в муках,

И стенаньями в разлуках,

И неистовой гульбой

Я терзаю и себя,

И идущего со мною,

Бьюсь, как пена над волною,

Ненавидя и любя.

12 февраля 2002

БЫВАТ

В кабак с названием «Маяк» ─

Приют бичующих гуляк,

Вползал я, словно баржа в порт,

В компании не первый сорт.

Один из нас, стакан налив,

Смутил прокуренный уют,

Спросив кабацкий коллектив:

«И как ее татары пьют?»

Тут незнакомый нам алкан,

Курсируя промеж столов,

Схватил наполненный стакан ─

И водку в пасть без лишних слов.

«Не понял», ─ медленно сказал

Хозяин опустевшей тары…

«Вот так ее и пьют татары!» ─

Ответил ржаньем дружный зал.                                

 2002

СОВСЕМ НЕ СМЕШНО

Смешная штука жизнь:

мы, корчась от мучений,

Беспомощно стремимся

что-нибудь понять,

Со всех ее траги-

комических явлений

Пытаемся рывком          

завесу тайны снять.

И хлюпаем в нытье,

и в лености стареем,

Лелея осужденье

в сморщенных устах,

От недо-удовле-творения

звереем,

Кусаем мертвых львов

и прячемся в кустах.  

Сгибаем выю,

покоряясь чуждой воле,

Тупому, злобному,

развратному уму.

Погрязшие в грехе,

выклянчиваем долю,

Крестясь не с той руки,

ползем в глухую тьму.

Подсказки ищем в пред-

сказаньях гороскопов,

Под Кашпировскими

«рассасываем швы»,

Дипломами прикрыв

нутро свое холопье,

Мы каждый шаг сверяем

с мнением молвы.

И сотворяя все-

народную растрату,

На злате голодая,

дохнем день за днем,

И жжет нас изнутри

неистовым огнем

Неистребимый, подлый

комплекс Герострата!

3 марта 2002

СОСНА

По друидскому календарю

Кипарис ─ оберег мой лесной,

Но зарей я себя одарю

В светлой роще под рыжей сосной.

Что-то стало под сердцем колоть,

Отрешусь от всего наотрез,

Пусть вольется в усталую плоть

Горьковатый зеленый Шартрез.

Разрыдаюсь, как глупый школяр,

В этом мареве пряном, густом,

Да простит меркантильный столяр

Мне катарсис в бору золотом.

Поднебесную вечность ствола

Обниму на прощанье сильней,

Крепко пальцы мне склеит смола,

Чтоб разлука казалась больней.

Я хочу услыхать по весне

Сосен стон с неизбывной тоской 

В неизбежном моем смертном сне,

Как моление за упокой.

Нет, уйти навсегда не спешу,

Грех напрасно тревожить судьбу,

Просто загодя близких прошу:

Схороните в сосновом гробу.

На мое ледяное чело

Протечет ароматный бальзам,

Янтарем бы им стать повезло ─

Поминальным горючим слезам…

6 марта 2002

 ДВУЛИЧИЕ

В наших душах живет безразличие,

А наружностью лучше нас нет,

Аверс с реверсом ─ лишь у монет,

А людей отличает двуличие.

Раболепные и эксцентричные,

Пред князьями и хамами ─ ниц,

Хоть и любим себя без границ,

Продаемся, как девки публичные.

Благонравные, внешне приличные,

В воскресение шествуем в Храм,

А по будням нас тянет в бедлам,

Даже в вере своей мы двуличные.

Неприкаянные, бессловесные

Неизвестно куда попадут

Наши души, уже бестелесные,

Как минуты кончины придут…

9 -10 марта 2002

К ПРОЩЕНОМУ

 ВОСКРЕСЕНИЮ

Если б только Любовь воцарилась,

На планете бы зло не творилось

От наветов, бездарных витийств,

От раздоров, от войн, от убийств,

От погромов, от смут, извращений,

От бесовства коварных отмщений,

Беззаконий властей и судилищ,

От позора сумы и узилищ.

Но добиться гармонии трудно,

Коли в нас единятся подспудно

Чувства добрые вместе с дурными,

И живем мы с сердцами смурными.

Славолюбием болен патриций,

Гордый в бедности плебс многолицый,

А смиренного губит надменность ─

Первородна в нас несовершенность.

И в стремлении к преображенью

По наитью идем на сближенье

С тем, кого обижали случайно,

А, возможно, и в злобе отчаянной.

Просим мы друг у друга прощенья,

Одаряя себя очищеньем,

И негромко в ответ вновь и вновь:

«Бог простит!» ─  отвечает Любовь.

17 марта 2002

КОШМАРИКИ

Ночь разодрана в клочья,

Душно, давит в груди,

Прет в башку бестолочье,

Сна сегодня не жди.

Растекаюсь в постели

Медузьим шлепком,

Под бесформенным телом

Простыни влажный ком.

Ужас глотку сжимает:

Вдруг, уснув, не проснусь?

Хоть душой понимаю:

Так с ума сковырнусь.

Черных мыслей порханья

Не хочу.

НЕ  ХО-ЧУ!

На отрыве дыханья

Беззвучно кричу.

Самодельной молитвой

Отгоняя грозу,

Как по лезвию бритвы,

К рассвету ползу.

А всему-то причиной

Простуда была,

Напугала мужчину.

Такие дела…

19 марта 2002

 ЖЕНСКАЯ ЛОГИКА

Нанизываешь наши дни

На нитку из сплетенных жизней,

Но в большинстве своем они

Полны твоею укоризной.

Безденежье ─ моя вина,

Дуэта нету ─ я причина,

И не могу я без вина,

И ненадежный я мужчина,

И вечно порчу все вокруг,

И не слежу за чистотою,

И не любовник, не супруг,

И вовсе ничего не стою.

Ленивый, толстый, как сурок,

К тому же дерзок и несдержан,

И вряд ли есть один порок,

Которому я не подвержен…

И на пределе сил своих

Ты дом наш тащишь, как улитка…

Коль стал он тесен для двоих,

Чего ж не расплетёшь ты нитку?

30 марта 2002

НЕПОНЯТОЧКА

Что-то не стыкуется,

Что-то не смыкается,

Целый день тоскуется,

Целый день икается.

А о чем тоскуется

И о чем икается,

Все не вспоминается

И не понимается.

Может, засклерозило

Или затормозило,

Или затупозило,─

В общем, заморозило.

Не солидно, въюноша,

На шестом десяточке

Вам валять Ваняточку,

Строить непоняточку!

31 марта 2002

ВКУС ДЕТСТВА

Несет мне кружку молока

С густой пузырчатою пеной

Святая добрая рука

Крестьянки, старицы степенной,

На ней ─ одну из двух краюх

От молодого каравая,

А я, грачонок-голобрюх,

Навстречу бабушке слетаю.

Тогда обычай был простой:

Из керогазных коммуналок

В деревни к бабкам на постой

Свозить на лето Мишек, Галок ─

Детишек новых горожан,

Удравших из пенатов предков,

Фабричных полукаторжан,

Избою грезящих нередко.

Ах, «Сидорова пустошь», где ты,

Деревня с шуточным названьем?

Теперь слова я слышу эти

Лишь в устных дедовских преданьях.

Из всех желаний непомерных

Под городским жестоким небом

Одно сильнее всех, наверно, ─

Хоть раз поесть из детства хлеба.

1 апреля 2002

КАРТИНКА С НАТУРЫ

Апрель в начале. Холодно и сыро.

Народ ─ кто в чем, но хохлится ещё.

По центру города к престижному сортиру

Бредём мы с другом под одним плащом.

И тут навстречу странная фигура:

По пояс голая, с банданой на башке,

Босая, но с заросшей мехом шкурой,

С хурдой какой-то в плисовом мешке,

В штанах китайских с лейблом Адидаса,

Гнуся фальшиво «Yellow Sabmarine»,

С большой наперстною иконой Спаса

Шагает мимо «шоповских» витрин.

Продукт затурканной, заученной прослойки

Идет в пока еще холодный день весны,

Свихнувшийся в процессе перестройки

Такой же, как и он, свихнувшейся страны.

10 апреля 2002

НОРМАЛЕК

Ах, какая лихая судьбина

У соседки по лестничной клетке:

Муж ─ алкаш беспросветный, дубина,

Не подходит по месяцу к Светке,

Сын ─ студент, но с эпитетом  “вечный”,

Дочка ─ стерва, типичная шлюха,

И сама в суете бесконечной

Превратилась давно в развалюху.

Лишь одно хорошо в жизни бабьей,─

Что повсюду в ближайшей округе

Точно так же с покорностью рабьей

Бьются в вечных мученьях подруги.

И у них под глазами синюшность,

И у них подбородки в морщинах,

И такая ж в квартирах конюшность,

И мужья в пятьдесят ─ не мужчины.

11 апреля 2002

ДОБРАЯ ПРИМЕТА

Я к Причастию с волненьем

Собирался на рассвете.

Загоралось Воскресенье

Чистых красок многоцветьем.

Первозданной белизною

Ослепляет Храм Успенский

С колокольнею резною,                        

Устремленной в путь вселенский.

В мирозданье вместе с нею,

Все отбросив, не верстая,

От восторга цепенея,

Я душою улетаю.

Странный наш полет былинный

Вслед за лезвием рассвета

Прерван был гусиным клином,─

Это добрая примета!           

14 апреля 2002

МОЛИТВА

Добрый Господи, Всеблагий,

Сохрани его, помилуй,

Дай ему душевной силы

И от долгих мук избави!

Знаю, в Храме не бывал он,

Не рыдал пред образами,

Плачу я его слезами,

Каясь и в большом, и в малом.

За него, Создатель, сердцем

И нелегкою судьбою

Дам ответ перед Тобою,

Мы с отцом ─ единоверцы!

24 апреля 2002

СОНЕТ

Вокруг стоит такая тишина,

Как будто не случилось нас на свете.

И в этой безупречности планеты

Вдруг мысль рождается порочна и грешна:

Дни, ночи и закаты, и рассветы.

За что вся эта радость нам дана?

Берём, не рассуждая, раз нужна,

Без страха за расплату, без совета.

Вот мне бы так, любовью одаряя,

Не ждать, не требовать, ни в чем не укоряя,

Не клянчить ничего себе в ответ,

Отдать себя другому безвозмездно,

Не следуя за логикой железной,

Лишь запросто сказав: «Да будет свет!»

Май 2002      

ЭТЮД

В ФОРМЕ

ФРАНЦУЗСКОГО

СОНЕТА

Любовь в  любые времена

Давала крылья созиданью,

Взошли на ниве мирозданья

Ее хмельные семена.

По волнам творчества несла

Она поэтов и артистов,

Будя в них дух авантюристов

Под всплески легкого весла.

Когда мы любим, ─ что-то значим,

От провиденья ждем удачи,

И потому не зря живем.

В порывах ревностных дерзаний,

Не оставляя притязаний,

Златою чашей счастье пьем.

Май 2002

ВТОРОЙ ЭТЮД

Ко дню рождения

А.С. Пушкина

2002 год

1.        

Мы сетуем, что нет культуры,

Она-де в «бозе отошла»,

Особенно литература –

И бездуховна и пошла.

Кругом развалы детективов

И россыпь мелодрам слезливых,

И спрос на комиксы растет,

И глупый анекдот цветет,

И прославляется бездарность,

И пред талантами стена…

Мораль с подмостков сметена,

А Музу бьет неблагодарность:

Обманута, оскорблена,

Навек от нас ушла она.

2.

Все ложь, друзья! Неправда это! 

Не стоит руки опускать!

Всегда есть дело для поэта,

А Музу можно приласкать.

Она, как всякая фемина,

Отзывчива к амбре жасмина,

К корзинам, полным алых роз,

И скромным птенчикам мимоз.

Спасибо, Александр Сергеич!

Наука Вами нам дана:

Всегда есть добрая волна

И остров – лишь бы был царевич!

«Благословен и день забот,

благословен и тьмы приход!»

23 мая 2002

ПОСЛЕ

ШЕСТОГО ИЮНЯ

Вчера мы тусанулись очень круто:

От дома Боратынского в разгон

Поперлись мы к театру, баламуты,

Устраивать литературный сгон.

Набычившись, глядит угрюмый Пушкин,

Скрестивши длани выше живота,

Как квакает стишата-нескладушки

У постамента эта мелкота,

Как давят стон в потугах поэтессы,

Пытаясь в мир излиться новизной,

Как пялятся прыщавые балбесы

На «декольте» и «мини» в летний зной.

А нужно ли великому поэту

Терпеть у ног своих такую блажь?─

Скорей всего необходимо это,

Чтоб не угас в нас рифмоплетства раж.

7 июня 2002

СОПРОМУТЬ

Закон простой:

где тонко,там и рвется ─

Изысканный, извечный сопромат.

Обычно, если что-то раз сорвется,

То вслед спонтанно вылетает мат;

Но если рвется к разу раз за разом,

То тут уж матерись, не матерись…

Чтоб не дойти до полного маразма,

Налей стаканчик,

хряпни и утрись!

Закон сопротивленья матерьялов

Не писан для таких, как мы людей:

Такая прочность

в нас во всех застряла

От плеши на макушке до м…й.

Июнь 2002

КИРОВСКИЙ САДИК

Отчего вспоминается мне

Это, в общем, обычное место,

Что в Булачно-Островской стране

Было всем пацанятам известно.

Три атланта в клешёных штанах

На руках держат сферу земную,─

Ах, как жаль, что теперь только в снах

Прохожу сквозь ограду резную.

Недосуг тормознуть на часок,     

Сесть на лавочку рядом с фонтаном,

Каждый день, как в атаку бросок,

Жизнь летит в суете непрестанной.

А смешливая бабка с косой

Ждет меня, затаившись в засаде,

Иль крадется неслышной лисой

Пред рывком через Кировский садик.

7 июня 2002

Булату Окуджаве

ПЕСЕНКА

Кружит потертая бобина

На старой «Неринге» у бати,                     

С негромкою тоской глубинной

Выводит песню об Арбате,

Выводит песню об Арбате…

Давно сгорел солдат бумажный,

Троллейбус укатил полночный,

Сквозь лабиринт многоэтажный

Взмыл в небо шарик долгосрочный,

Взмыл в небо шарик долгосрочный…

Растиражировались песни

В надменных лазерных дискетах,

В аранжировках бестелесных

Они летят по белу свету,       

Они летят по белу свету…

Под перебор простой гитары,

Плывущий над седым Арбатом,

Заходят люди в дворик старый

На встречу с бронзовым Булатом,

На встречу с бронзовым Булатом…

*    «Неринга» ─ название одной из первых отечественных

ламповых магнитол.

12 июня 2002

ПОТОП

Злые вихри с кручи горной

Сволокли в долины тучи,

Грохот колесницы чёрной

Слился в грозный рев могучий.

Исступленно взвыла буря,

Волны вздыбила стеною,

До неистовства, до дури

Завизжала сатаною.

Разлился поток тяжелый,

Разодрал речные русла,

Потащил сквозь адский жёлоб

Грязевой лавины сусло.

Но двуногие букашки

В вечной глупости без срока,

Чуть обсохнув, снова в тяжких

Изгаляются пороках.

Значит, вечно лить потокам

Через край небесной чаши,

Неизбывны их истоки ─

Это слезы предков наших.

24 июня 2002

ОДНОКЛАССНИКАМ

К сорокалетию нашего выпуска

(школа № 2, Казань)

Немолоды, немного смущены,

С невольным затаенным восхищеньем,

С любовью мудрой и со всепрощеньем,

Друг к другу душами обращены,

Естественной разделены судьбою

(Непредсказуемой, увы, ворожеями),

Заботой, службой, женами, мужьями,

Сошлись мы поредевшею гурьбою.

Друзья мои, промчались сорок лет

Неистовой, разбойной чередою…

Кто с лысиной, кто с гривою седою –

Мы составляем вновь кордебалет

На сцене пред фасадом нашей школы,

Забыв болячки и в сердцах уколы,

Обиды детские, беззлобные расколы…

Как жаль, что очень многих с нами нет!..

Могли ли мы тогда предугадать,

Когда прощались утром у причала,

Как наша жизнь пойдет с того начала,

Которое смогла нам школа дать.

Начало ж было только первым классом,

А школа продолжается поныне

В житейской непрестанной мешанине

Под строгим недреманным оком Спаса.

20 июня 2002

БЛАЖЕНСТВО

Морит июльская жара,

Манит на ласковый песочек,

Пришла блаженная пора

И с ней клубники туесочек.

Я толст, ухожен и ленив,

Лежу, урча набитым брюхом,

И  сладкий сон, меня пленив,

Ладошку стелет мне под ухо.

Прошу, не трогайте меня!

Обрыдла мне активность мышья,

Уйдите, тихо семеня,

Я ─ Лев, хоть и зовусь я Мишей…

29 июля 2002

(Мой  день рожденья)

СЕНТЯБРЬСКИЕ НОЧИ

(триптих)

Ночь первая

Завершая свой день суетной,

Безалаберный и скоротечный,

За порог вышел в ночь я беспечно

и столкнулся с алмазной стеной.

Водопады мерцающих звезд,

ниспадая в сплошном ореоле,

Изливаются сладкою болью

из своих галактических гнезд.

Я под осень сверзаюсь с ума

под неистовой этой лавиной,

Стомильонной от той половины,

что просыпала Вечность-сума.

4 сентября 2002

Ночь вторая

Разорвав небес подпругу,

Звездный дождь залил округу,

Раззвенелся, Рассмеялся,

Раскипелся, Рассиялся.

Ох ты, небушко-раздолье,

Ох ты, волюшка до боли,

Ох ты, ноченька-зазноба,
Ох ты, сладость до озноба!

Божий дар,

А, может, случай, ─

Жизнь сродни звезде падучей,

Жизнь ─ укол хрустальной спицы,

Не успеешь ей упиться!!!

7 сентября 2002

Ночь третья

В темноту ныряют звезды,

небосвод курчавят тучи,

их, как брови, хмурит грозно

заполошный гром дремучий.

И, прощаясь с летом жарким,

он в литавры колотушит,

Горизонт зигзагом ярким

хлещет, как бичом пастушьим.

Растревоженно Свияга

волны тяжкие колышет,

а несносный дождь-бродяга

прогоняет нас под крышу.

Молний взблеск, дождя стаккато,

грохот скрябинских аккордов

Льют сентябрьскую сонату

из вселенских клавикордов.

10 сентября 2002

ПОСВЯЩЕНИЯ

А.Г.  Агееву

ХИРУРГ

В ручищах сила кузнеца,

А в пальцах чуткость ювелира,

В глазах горит огонь творца,

И сердца хватит на полмира.

Но рядом бьется боль чужая,

И в бесконечной схватке с ней

Порой ты так себя ломаешь,

Что боль становится твоей.

И после боя с этой болью,

Когда спасенный ─ в сладком сне,

И всё прошло, и все довольны,

Душа твоя ещё в огне.

Динамик блюз качает томный,

Как пастораль, в окне видок,

А пальцы чувствуют фантомно

Ланцета жесткий холодок.

14 февраля 2002

Лилии Газизовой

КЛИП

На рубеже тысячелетий

Подхлестнутый лихою плетью

Разъяренный скакун чубатый

По старым дворикам Арбата

Булгарскую княжну промчал,

Раскосоокую смуглянку,

Из дальних, дальних лет беглянку,

И над посадом москворецким

Напевом дивным половецким

Негромкий голос зазвучал,

Овеянный степной полынью,

Окутанный ночною синью.

В моей душе он, не стихая,

Запел волшебными стихами,

Мелодия его нежна…

Замолкло дерзкое стаккато,

Процокав по дворам Арбата…

Отмеря клипа скоротечность,

Опять умчалась в бесконечность

Раскосоокая княжна.

21 марта 2002

Сестре Людмиле

ПРОЩАЙ!

Всю жизнь горбатясь, до финала,

Не жалобилась, не стонала,

Свой дом тащила торбой тяжкой

Без понуканий, без поблажки;

Любя до умопомраченья,

Шла сквозь обиды и мученья.

Все претерпела, испытала,─

УС-ТА-ЛА!!!

И вот в последнем злом подвохе

Еще один удар на вздохе ─

И пеплом с кончика окурка

Угасла от ножа придурка…

19 сентября 2002

(в день гибели)

АРПЕДЖИО

в стиле венка сонетов

(ко дню рождения

А.С.Пушкина)

1.

Июньским светлым днем спешу к тебе,

волнуясь, словно юноша кудлатый,

что бегал на свидания когда-то

к единственной, как думалось, в судьбе,

читал твои стихи молодцевато,

был склонен к пустословью и гульбе…

Тот, прошлый, я кажусь сейчас себе,

сказать помягче если, странноватым.

Но часто ли берем удачный старт,

Когда выходим из-за школьных парт?!

Мной избранна была стезя солдата,

увы, недолог воинский разгон,

живет носитель золотых погон

не как богемных сходок завсегдатай.

2.

Не как богемных сходок завсегдатай,

сосущий отфуршеченный «Моэт»,

работает над рифмами поэт

бессонной ночью в келье небогатой.

Когда-нибудь, какой-нибудь эстет

на рауте у ньюаристократа

или в лонгшезе где-то в Эмиратах

от скуки прочитает мой сонет,

соседку приобнимет за плечо

и скажет ей: «Послушай, а ниче…

Совсем недурно пишет бородатый…»

Кто обожает вальс,  а кто канкан…

Ты не трудись впустую, критикан,

чужих успехов томный соглядатай.

3.

Чужих успехов томный соглядатай

богаче тех, о ком строчит порой.

Не зря вокруг маэстро вьется рой

из братии подлизо-плутоватой.

Сравнима лишь с азартною игрой

работа у журнального пирата:

оправдывает многие затраты

и компенсирует в валюте геморрой.

Здесь можно расхвалить или испачкать.

иль компетентно провести накачку

в многозначимой менторской нутьбе.

Пройдется по стихам и переписке.

надергает штук сто цитат по списку

специалист в словесной молотьбе.

4.

Специалист в словесной молотьбе,

литинститутских степеней искатель,

авангардистских мод законодатель,

готов всегда примазаться к судьбе

того, кто вовсе не предприниматель,

не мастер в андеграундной борьбе,

кто, спрятавшись в словесной городьбе,

корпит, коль дал талант ему Создатель.

Шаркун паркетный, библио-доцент

всегда готов с творца слупить процент.

Что делать с этой сворой вороватой?

В их уши комплименты верещать,

им прописные истины вещать,

не мне с солдатской рифмой простоватой.

5.

Не мне с солдатской рифмой простоватой

соваться в куртуазный маньеризм,

сюрреализм, кубизм и модернизм,

набивши рот и мозг словесной ватой,

влезать во всякий новомодный «изм»,

нося на заднице заплату на заплате,

и на тусовках средь юнцов патлатых

оспаривать наличие харизм.

Хард-року предпочту раскат органа

иль импровиз джазмена-хулигана,

исполненный на помповой трубе.

Пусть нынче стало модным рушить нормы

и выгодно под видом новой формы,

драть лиру на парнасовом горбе.

6.

Драть лиру на парнасовом горбе

иронией манерных одностиший

(какая специфическая ниша:

два раза «ме», четыре раза «бе»)–

все на потребу наших нуворишей,

несущих доллар на своем гербе.

И вот уж слава притекла к тебе

и особняк под черепичной крышей.

Но, лексике служа «ненормативной»,

вертя хвостом пред кодлой дефективной,

ты – пыж бумажный в холостой пальбе,

и знай, пролаза, что твой стих расхвалит,

эпитетами лестными завалит

лишь тот, кто мадригалов ждет себе.

7.

Лишь тот, кто мадригалов ждет себе,

поддерживает бездарей в их раже

проехаться на гребне эпатажа

и отличиться в самопохвальбе.

Но вкус всегда находится на страже,

а музы не равняют всех в борьбе,

и не помочь мошне и ворожбе,

поэт—смесь гениальности с куражем.

Иных читаешь, с первых строк восторг:

какой же мозг подобное исторг?

О, Боже, до чего замысловато!

И вдруг открытье делаешь, скорбя:

рифмач здесь, одного себя любя,

другому одой льстит витиеватой.

8.

Другому одой льстит витиеватой,

натужною фанфарою трубя,

порой презрением облив себя

за мелкую душевную растрату.

Подхалимаж всегда сродни разврату…

Постыдно отдаваться, не любя,

всего за тридцать сиклей оскорбя

талант святой в угоду плутократу.

Любовью только можно оправдать

элегии разлив и благодать,

как в древних гимнах, славящих Астарту.

И я хотел бы, как любой из нас,

по совести прожить свой каждый час,

не ставя честь на крапленую карту.

9.

Не ставя честь на крапленую карту,

Не навлекая на себя позор,

И с совестью не затевая спор,

И ты ловился на крючок азарта,

И гнал тебя лукавый кредитор.

Певец, курчавый обладатель фарта,

как дрозд из форточки, открытой в марте,

вдруг вылетал на творческий простор,

который и не снился до сих пор

всем тем, кто гонит в строчку чушь и вздор,

включая нынешних птенцов поп-арта.

А я пишу классический сонет

сегодня не для сайта в интернет…

Ты тоже не любил писать в in-quarto.

10.

Ты тоже не любил писать в in-quarto,

хоть получалось это не всегда.

Бордо, конечно, лучше, чем вода,

но можно пить и пиво, если квартой,

а на Руси и водка – хоть куда:

и под удачный шарик на бильярде,

и с новогодним выстрелом петарды,

и, просто, чтоб не мерзнуть в холода.

Совсем не жалуя горячечного лета

(причуды есть у каждого поэта),

любил пройтись по Болдинским садам

и в них-то за кусточками густыми

позабывал с крестьянками простыми

изысканных полуэфирных дам.

11.

Изысканных полуэфирных дам

найти, конечно, трудно в наше время,

увы, увы, серебряное стремя.

я нынче к легкой ножке не подам.

Остаться нежной – это ли не бремя,

когда полжизни отдано трудам…

В сонетах славу женщинам воздам,

расцветшим в нашем славном «соцгареме».

О чем бы здесь не начиналась речь,

от вечных тем меня не уберечь,

стопу в строке гоняя за стопою,

отрекшись от наветов и интриг,

остановлюсь я, вряд ли хоть на миг,

шагая поэтической тропою.

12.

Шагая поэтической тропою,

сквозь тернии, колдобины и рвы,

не слушая шипения молвы,

в погоне за фортуною слепою

нередко не жалею головы,

в чем очень часто сходен я с тобою.

А муза не была твоей рабою,

Скорей любовники с ней были вы,

И под пастуший жалобный рожок

Измяли сена  не один стожок

В безумствах под луною голубою.

В траве душистой где-то в сентябре

Разбужен быть на утренней заре

Хочу цыганской шумною толпою.

13.

Хочу цыганской шумною толпою

быть увлеченным в бесконечный путь,

увидеть в конокрадстве жизни суть,

слетать на аргамаке к водопою.

Как хорошо с краюхою ржаною

игривого Пегаса обмануть,

дать нежным языком ладонь лизнуть,

взнуздать и ускакать на нем в ночное,

и, Музу посадив перед собою,

прижаться к волосам ее щекою!

Промчаться б по лугам, полям, садам

Осеннею порою золотою

И, размахнувшись щедрою рукою,

Стихи рассыпать по твоим следам.

14.

Стихи рассыпать по твоим следам

любому графоману будет лестно

и мне, конечно, признаюсь я честно,

особенно среди десятка дам,

прелестных и известных повсеместно.

А, может, часть тех виршей и издам,

не следует лежать в столах трудам

поэтов, даже и мелкопоместных.

Вполне возможно, эти вот изданья

облегчат мне мое существованье

в извечной нудной жизненной борьбе.

Ну, а сейчас, одевшись, как на праздник,

уже седой, но внутренне проказник,

июньским светлым днем спешу к тебе.

15. (магистрал)

Июньским летним днем спешу к тебе

не как богемных сходок завсегдатай,

чужих успехов томный соглядатай,

специалист в словесной молотьбе.

Не мне с солдатской рифмой простоватой

драть лиру на парнасовом горбе,

лишь тот, кто мадригалов ждет себе,

другому одой льстит витиеватой.

Не ставя честь на крапленую карту,

ты тоже не любил писать в in-quarto

изысканных полуэфирных дам.

Шагая поэтической тропою,

хочу цыганской шумною толпою

стихи рассыпать по твоим следам.

23 мая 2002

ВЕК  ВЕНЦЕПАДА

Поэма

Держись же, Россия, твердо веры своей и Церкви,

и Царя православного…А если отпадешь от своей веры,..

то не будешь уже Россиею или Русью святою,

а сбродом иноверцев, стремящихся истребить друг друга… 

        Святой Праведный Иоанн Кронштадтский

ВСТУПЛЕНИЕ

Двадцатый век, крамольный, злой,

Век дерзко попранных законов,

Век смуты дикой, удалой,

Век разрушенья славных тронов,

Век прожектеров и невежд,

Бандитов у кормила власти,

Век неоправданных надежд,

Век войн кровавых и напастей,

Годов голодных и смертей

Повальных, многомиллионных,

Век необузданных страстей,

Век разрушенья вер исконных!

Ты плоть моей земли родной         

На клочья рвал, безбожно рушил

И, устремясь за сатаной,

Поганил ей святую душу.

Над нею надругавшись всласть

И истерзав её в несчастьях,

Ты веку новому во власть

Страну ввергаешь без участья.

А наш покорный человек,

Привычно истекая кровью,

Что в прошлый век, что в этот век

Впрягается в ярмо воловье.

Нет у него царя в башке,

Нет у него царя на троне,

Стоит от пропасти в вершке,

Куражась в пьяном выпендроне.

Забыты песни во дворах

В веселых праздничных гуляньях,

Сидим по норам, пряча страх,

Иль тонем в бурных возлияньях.

Безропотно, как мухи, мрем

И вырождаемся бесславно

За поруганье над царем

И нашей верой православной.

И оттого сто лет война,

Что нами названа гражданской,

Идет, раз правит сатана

В моей державе арестантской.

Приход семнадцатой весны

Того двадцатого столетья

Призвал клевретов сатаны

Открыть эпоху беспросветья.

НИКОЛАЙ

Я имею твердую и полную уверенность,

что судьба России, точно так же, как судьба Моя

и Моей семьи, находится в руках Бога, который

поставил Меня на Мое место. Что бы ни случилось,

Я склоняюсь перед Его волей, полагая, что никогда

Я не имел другой мысли, как только служить стране,

управление которой Он Мне вверил.

        Николай II

Победоносную войну

На самом финише успешном,

Слагая с плеч своих вину,

Предатели кончают спешно.

Идет братанье на фронтах,

И полупьяные солдаты,

Забыв присягу на крестах,

Бесстыдно лижут супостата.

Россия, в мартовских страстях,

В кровавых бантах и гвоздиках,

На тризне собственной в гостях

Пируешь ты в разгуле диком!

А добрый император твой,

Уже отрекшись от престола,

Стоит с поникшей головой

Пред образами, очи-долу.

Миропомазанник святой

Неблагодарному народу

Своей молитвою простой

Желает счастья и свободы.

Рожден он теплым майским днем,

Как Иов святой многострадальный,

Страданье вечным жжёт огнем

Государя с душой хрустальной.

Великий сын, Великий Росс,

Великий князь порфироносный

Благочестиво, тихо рос,

Омытый чистотою росной.

Любил церковной службы чин,           

И в детстве, подпевая хору,

Он плакал, будто без причин,

Не от обид, не от укоров,

А оттого, что всей душой

Он чувствовал людское горе,

Что ярилось в стране большой,

Как растревоженное море.

Мальчонка светлый Николя

Всегда открытым был к познаньям,─

Писали так учителя

О нем в своих воспоминаньях.

Еще в отроческих годах,

Как раб, покорный Высшей воле,

В учебе, в чтении, в трудах

Себя готовил к Высшей доле.

И в двадцать семь он дал обет

Священной Церкви православной

Пред Господом держать ответ

За праведный Престол державный.

За два десятка трудных лет

Его монаршего служенья

Ни разу тот святой обет

Он не нарушил в небреженьи.

А ношу тяжкую несла

Его усталая десница,

И мощь Отечества росла,

И раздвигались вширь границы.

Рубился уголь, сталь лилась,

Торговля шла со всей планетой,

И борзой тройкой Русь неслась

К богатству, славе и расцвету.

И хлеб засыпал закрома,                   

И пополнел кошель доходный,

И труд из тяжкого ярма

Преображался в труд свободный.

А взлет культуры и искусств,

А устремленность к просвещенью,

А тяга в апогее чувств

К религиозному общенью!

За эти два десятка лет

Взошло созвездие поэтов ─

Литературы русской цвет ─

Зенит серебряного века.

Увы, увы, грядет конец

Наследной дщери Византии,

Упал империи венец,

Ликуют подлые витии.

Цареубийцы пули льют,

Готовятся к кровавой бойне,

Смеясь, на Образа плюют,
Гордясь бесстыдством

непристойным.

А думские говоруны,

В своей державе ─ иностранцы,

Позоря герб родной страны,

Готовят Брестский мир германцу ─

Позорный мир, бесовский пир,

Мир без аннексий, контрибуций,

И новый на Руси кумир ─

Певец плебейских революций.

К припасам общим рвется вор,

Толпа возжаждала раздела,

И кровью опьяненный хор

Поет «осанну» беспределу.

Летят с церквей колокола,               

Горят в кострах святые лики…

Себя Россия вовлекла         

В неистовый разор великий.

А император, сжав виски,

Забыв о пище и постели,

Безмолвно стонет от тоски

В далекой могилевской келье.

И в Александровский дворец

Летит из северной столицы

Корнилов, мятежей творец,

Спешит свершить арест царицы.

О, венценосная семья!

К ступеням страшного подвала

Свернула вдруг стезя твоя

Крутым зигзагом небывалым.

Свернула, как твоя страна,

Но ты пошла путем Господним,

Её же тащит сатана

В горнило пещи преисподней.

И я, молитву сотворя,

Ту мысль, что высказал Бехтеев           *

Про православного царя,

Вновь повторю для фарисеев:

«Голгофа царского страданья

Была тобою пройдена,

И злоба буйного восстанья,

Твоим крестом побеждена».            

* С. Бехтеев – Ницца,  1938 г.

АЛЕКСАНДРА

Никогда не  думала, что на свете бывает такое счастье,

такое чувство единения двух земных существ.

Я люблю тебя, в этих трех словах вся моя жизнь.

        Из дневника Александры Федоровны (26 февраля 1894 г.)

Жестокий петербуржский свет

Злословит о девчонке рыжей:

«Робка уж слишком, шарма нет,

Одета, явно, не в Париже,

Дармштадский герцог слишком скуп,

Принцессу держит в «черном теле»,

Присох к спине у дочки пуп,

Ножонки носит еле-еле».

Недобро, мягко говоря,

Аристократия России

Встречала крестницу царя

В снобизме ханжески спесивом.

Но что для девочки молва?

Злословье тает в дымке зыбкой,

Ах, кругом, кругом голова

От цесаревича улыбки.

Алиса, не тревожь себя,

Взрослей в неведеньи беспечном,

Но знай, посеет Русь в тебя

Зерно любви бесценной, вечной!

Пока утенком гадким ты

Явилась на Неву от Рейна,

Неброско чудо красоты

В тебе цветет благоговейно.

Прошло пять лет. Принцесса вновь        

Гостит в заснеженной России.

Взрослеет девичья любовь,

О, Боже, Боже, дай ей силы!

С ней рядом милый Николя,

Морозец, санные катанья.

В снежки играя и шаля,

Забыта близость расставанья.

И вновь пять долгих зим и лет,

И в Кобурге, на свадьбе брата,

Опять недолгой встречи свет

В преддверии большой утраты.

Последний год российский трон

Последний Александр венчает.

Ну, а пока со всех сторон

Суровый Рейн гостей встречает.

Алиса скоро перейдет

Из лютеранства в православье,

Любовь к решению ведет,

А не корысть и не тщеславье.

Смирился непреклонный царь

С сыновним выбором отчаянным,

Готовят свадебный алтарь,

Определяя день венчанья.

Монарх, красавец, полубог

В Крыму, в Ливадии, страдает,

Неизлечимо занемог,

Со смертью встречи ожидает.

Алису просит он позвать,

Чтоб цесаревича невесте

Успеть благословенье дать,

Исполнив долг отцовской чести.

Влюбленных он не разлучил       

В своей гордыне своенравной,

На их родных руках почил

Великий царь, Отец державный

И именем, что сам носил,

Он, в знак отцовского признанья,

Наречь невестку попросил

В обряде миропомазанья.

А шторм, бушуя за стеной,

Рычал и выл, как будто море

С осиротевшею страной

Стенало в неизбывном горе.

И вот гигант недвижим, слеп,

В теснине смертного убора

Навеки лег в семейный склеп

Под Петропавловским собором.

Через неделю Русский двор

Обрядит бракосочетанье,

Невесело церковный хор

Восславит торжество венчанья.

Не правя свадебных пиров,

Глубоким трауром ведома,

Проехала сквозь град Петров

Чета до Аничкина дома.

Напишет Ники в дневнике

О светлой радости в печали,

В увядшем траурном венке

Они ее в дверях встречали,

А с ней Надежда и Любовь

Пришли с подругой верной Верой,

И чаша счастья вновь и вновь

Семье вручалась полной мерой.

И чувства были так нежны,         

Что с промежутками в два года

Четыре славные княжны

Родились их любви в угоду:

Вот Ольга ─ дар их первых дней,

Татьяна (как в романе славном),

Затем Мария, а за ней         

Анастасия Николавна.

Еще трехлетье… Град Петра

Фейерверками под небо взвился,

И триста залпов, и «Ура!» –

На свет монарший сын явился.

Страна защиту обрела.                     

Царевич назван Алексеем,

Отныне вражия стрела

В державе горя не посеет.

И потому вся Русь в цветах,

И звон колоколов в столицах,

И солнце плещет на крестах,

И свет любви на добрых лицах.

Но зреет нечестивый план

В мозгу симбирского вампира,

И создается красный клан,

Сожрать готовый четверть мира.

А через год Великий князь

Погибнет от юнцов бомбистов

Так недоученная мразь,

Укрыв под маски террористов

Прыщавый лик «революнца»

В сопливых сгустках кокаина,

Решилась с царского венца

Сбить крест в неистовстве змеином.

* Алексий – Защитник (греч.)

ГРАЖДАНЕ

РОМАНОВЫ

Мама, я хочу умереть, я не боюсь смерти,

но я боюсь того, что они с нами сделают.

        Царевич Алексей. Март 1918 г.

За отречением ─ арест.

Весна семнадцатого года…

«Царя на крест!

На крест!

На кр-р-рест!!!

Свобода, граждане!

Сво-бо-да!!!

Монарх?! И что!.. Один закон ─

Закон всемирных революций!

Под корень всех! В расход!

В полон!» –

Короткий росчерк резолюций.

В затворе Царского села

Семья упрятана от света.

Буржуазия расцвела,

Керенский в «Бонапарты» метит.

А кайзер, спрятав пятый туз

В игре с растерянной Россией,

Под пломбами, как тайный груз,

Везет марксистского «мессию».

Ульянов десять сладких лет

Прожил в Швейцарии с присвистом.

От вин, фондю и от котлет

Стал самым ярым пацифистом.

Сменив на кепку котелок,

В среду рабочих он ввинтился

И на волне кадетских склок

В верхушке власти  засветился.

И снова царская семья               

Готова в дальнюю дорогу.

Прощай, дубовая скамья

У царскосельского порога!

В Тюмени ждал их пароход

С названьем «Русь»,

почти в полборта,

На нем к Тобольску переход

Прошел без пышного эскорта.

У революций опыт есть

Держать монархов в заточеньи,

У нас ─ особенно. Не счесть

Углов для царских злоключений.

Сибирь, Камчатка, Сахалин ─

Куда ни ткни на карте пальцем,

Найдется строгий равелин ─

Покруче, чем для «Корсиканца».

Народ в заштатных городках

Пока еще царю был верен.

В Тобольске так же: «Ох да ах!»,─

Все сострадали в полной мере,

Несли нехитрую еду

И кланялись императрице,

Не ведали пока беду,

Что в центре начала твориться.

В патриархальной тишине

Молились, засыпали рано,

Имели денежки в мошне,

Порой большие, как ни странно.

И в двадцати пяти церквах,

Как не одно уже столетье,

От всей души, не на словах,

Царю желали долголетья.

Начало марта. Скоро год,           

Как венценосцы в заточеньи,

И в довершенье всех невзгод

Алеше новое мученье:

В канун тринадцатой весны

Царевич юный обезножил

И, не имея в том вины,

Страдания родных умножил.

А тут еще один удар ─

Позор России в Брест-Литовске,

Врагу державы щедрый дар,

Как сдача на ковре борцовском.

И снова дальний путь грядёт

Семье, судьбиной злой ведомой,

Прабабкин град сурово ждёт

Её в Ипатьевском спецдоме.

Вот их встречает у ворот

Один из новых атаманов,

С издевкою картавит рот:

«Входите, ггажданин Гоманов!».

Здесь юбилей последний свой

Отметит император бывший,

Развенчанною головой

Склонясь под неродною крышей.

Уже сменили караул,

На стражу выставив чекистов,

Они не разжимают скул,

Строги, бесцветны, неречисты.

Контроль придирчивый всегда,

Повсюду рыщет глаз бесовский,

А главный ─ сущая беда ─

Палач с фамилией Юровский.

Готов Уральский облсовет        

Принять кровавое решенье,

И тут Москва даёт ответ:

«Всё, приступайте к завершенью!»

Затем, в ипатьевский подвал ─

Наследник плах и эшафотов,

Юровский свой «спецназ» созвал,

Как псов на царскую охоту.

Легко, без траты лишних сил,

Свершили каты злое дело,

Тогда впервые вождь вкусил

Плодов от древа беспредела.

А коммунисты целый век,

В их фарисействе сладкоречном,

Вещали: «Этот человек

Был самым, самым человечным…»

И по сей день дурят людей,

Рядятся в тоги гуманизма,

Не зря «добрейший» их злодей

Внедрял идеи коммунизма.

И к власти рвется до сих пор

Их большевистская порода,

Лелея расстрелять в упор

Теперешних «врагов народа»…

ЭПИЛОГ             

Конец! Я не хочу влезать

В узду банальных аналогий,

Все, что хотел, сумел сказать

И просто подведу итоги,

Итоги тяжкого труда,

Ночей бессонных и молений.

Взяв эту тему, никогда

Не испытаю сожалений.

Я русский, и в моей крови,

И в генетической программе

Не может быть сильней любви,

Чем к Родине моей и маме.

Их боль, их горе, их печаль

Мне сердце жгут, терзают душу,

Лишь в них начало всех начал.

Пишу о них, а слезы душат…

А государь в стране моей

Был истинным Отцом народов,

Увы, отцеубийство в ней

Из братьев сделало уродов.

И не в чести здесь слово «Честь»,

Её мы, походя, мараем,

Не можем «Отче наш» прочесть,

Вот потому и вымираем!!!

А что про век? Да что про век!

Прочти, мой друг, опять вступленье,

Подумай, добрый человек,

И от души отринь сомненья.

Не нам винить своих отцов

И не судить нам наших дедов,

Но никогда свести концов

Не сможем, правды не изведав.

Май 2002

= наверх =