Белый "мерс" летит по трассе, обгоняя законопослушных "жигулят". В салоне иномарки супруги Лавровы – Ольга Александровна и Сергей Кириллович. Машина миновала многоэтажный микрорайон и углубилась в частный сектор, где остановилась у ворот солидного коттеджа. Лавровы вышли из авто, быстро миновали двор и поднялись на крыльцо.
Возле дома стояли машины, в самом доме, точнее, в одном из отдаленных подсобных помещений, находились люди в белых халатах и серой форме. Там Лавровы увидели на полу своего сына. Дима был без сознания, над ним колдовали врачи.
- Обмотал себе шею цепочкой, на которой был привязан, – подсказала заплаканная старушка, – как я вовремя к нему зашла…
Ольга Александровна бросилась к сыну, но ей преградили дорогу санитары. Тут их заметил милицейский чин.
- Родители приехали? Ключ у вас? Откройте наручники.
Лавров-отец достал дрожащими руками ключ от самодельных наручников, освободил руку сына, которая безжизненно упала на пол. Дима открыл глаза, но мать не узнал. Он дышал тяжело, со всхлипами и хрипами, на шее посинел рубец от цепи.
- Опасность миновала, – продолжал участковый отцу, – а я хотел бы задать вам несколько вопросов, – он прошел в соседнюю комнату, приглашая Сергея Кирилловича следовать за ним. – О причинах не спрашиваю, потому что догадываюсь. Давно он у вас здесь прикованный к батарее?
- Около месяца, – выдавил Лавров. – Через три дня, как мы договорились, я бы его освободил. Командир, а можно обойтись без протокола? Скажем так, это наше семейное дело. Снимали сына с иглы.
- Я уже понял, у нас такой не первый случай. За хранение наркотиков привлекался?
- Мы это дело замяли. На уровне начальника РУВД.
- А это ваш дом?
- Нет, моих друзей. Но сейчас они в отъезде, вот соседка присматривает и за домом и за нашим сыном… Поверьте, он пошел на цепь добровольно.
Диму в это время уложили на носилки, вынесли во двор. Ольга Александровна шла следом, она уже не плакала и не обернулась на реплику одной из соседок-свидетельниц:
- Месяц мальчишку на цепи продержали, это какое же сердце надо иметь… Прямо не родители, а звери!

2

В дневном стационаре психоневрологического диспансера нянечки готовились к обеду. Больные, точнее, выздоравливающие пациенты смотрели сериал по телевизору, играли в шашки или просто о чем-то шептались друг с другом. Медсестра вынесла поднос, на котором были разложены листочки с фамилиями и кучками таблеток на них. Пациенты без понукания выстроились в очередь, чтобы забрать свою порцию лекарств и запить их кипяченой водой из бака.
Одним из последних к очереди примкнул Дима, рядом с ним стояла худенькая девушка. Они о чем-то разговаривали, но тут же замолчали и отвернулись, будто не знают друг друга, когда к ним подошла Ольга Александровна.
- Димитрий, я поговорила с твоим врачом, – сказала мать. – Отойдем, потом получишь таблетки. Олег Николаевич говорит, что у тебя все в порядке, – продолжала она, когда сын послушно отошел с ней к окну, – еще неделю сюда походишь, и он тебя выпишет под домашнее наблюдение. Что молчишь, ты не рад?
- Рад, – ответил Дима равнодушно.
- А что с тобой за девушка стояла? Вы здесь познакомились?
- Нет, – Дима настолько привык к односложным ответам, что целая фраза далась ему с трудом, – она в нашем институте учится, в параллельной группе.
- А что с ней? Она тоже после стационара? – Ольга Александровна ответа не дождалась и терпеливо продолжала. – Сегодня врач тебя раньше отпустил, я попросила, можешь на обед не оставаться.
- Зачем? Ты иди, я потом приеду.
- Сам же говорил, не можешь есть эту гадость… – начала мать, но сын по-прежнему молчал, и она решила сменить тему. – А еще Олег Николаевич посоветовал куда-нибудь с тобой съездить, я не знаю, на теплоходе по Волге или еще как… Тебе сейчас нужна разрядка, смена обстановки. Ты меня слышишь? – она перехватила взгляд Димы. Он смотрел на ту девушку в
очереди, которая тут же отвернулась. – Как ее зовут? Симпатичная. Очень хорошо, что у тебя тут появились знакомые. То-то гляжу, ты стал охотнее сюда ходить. Раньше все ругался: "Зачем мне ваш дневной стационар…" Так как ее зовут?
- Дина.

3

- Дина действительно хорошая, ваш Дима подолгу с ней проводит время, – говорил Ольге Александровне врач у себя в кабинете. – С ней произошло несчастье. Ее изнасиловали, но она заявлять не стала, даже родителям не сказала. А потом наглоталась таблеток, думала отравиться. Но только проспала два дня, словно спящая царевна. В больнице ее еле добудились.
- Бедная девочка! – вырвалось у Ольги Александровны. – Надеюсь, у нее… без последствий?
- Нет-нет, ни травм, ни инфекции, ни беременности. Все в порядке.
- Я интересуюсь по вашей части.
- Депрессивный синдром, обычная реакция на сильный стресс, – прокомментировал врач. – Впрочем, после попытки суицида мы вынуждены поставить ее на учет.
- И нашего Диму тоже?
- Ничего страшного, поверьте, – успокоил ее Олег Николаевич, – обычная формальность. К сожалению, не врачи придумывают законы. Сейчас не это главное. Мы надеемся на помощь родителей. Диме надо помочь поверить, что жизнь еще не кончилась. Причины того, что человек прячется в алкогольную или наркотическую нирвану, в чрезмерной ответственности, которую они взвалили на свои плечи и не могут снести.
- Но Диме-то за что было отвечать? – не поняла мать. – Всю жизнь на всем готовеньком, все за него с детства было решено. Ни в чем ему отказа не было.
- Значит, он сам видел за собой такую ответственность, – продолжал врач. – Хорошо учиться, чтобы не огорчить маму, поступить в институт, чтобы оправдать доверие отца. Дело не в конкретных поводах, важно, чтобы он не винил себя за несуществующие грехи. Вы понимаете?
- Понимаю, – с готовностью подтвердила Лаврова, не очень понимая.
- А их контакты с Диной, насколько я заметил, положительно влияют на обоих. Так что я не советовал бы вам препятствовать их встречам и после того, как мы их выпишем из дневного стационара.
- Ну что вы, Олег Николаевич, наоборот, я только "за". Мне Дина очень понравилась, такая тихая, вежливая. А кто ее родители?
- Мать учительница, – Олег Николаевич заглянул в личное дело. – Отец безработный. Кажется, он художник, живет случайными заработками. Дина их поздний ребенок.
- А скажите, – Ольга Александровна склонилась через стол врача, – я слышала, у вас в дневном стационаре часто молодые знакомятся, а потом женятся. Это правда?
- А разве у них так далеко зашло?

4

Ольга Александровна вывела на крыльцо диспансера Диму, который с непривычки зажмурился от яркого солнца. Они медленно пошли по улице.
- Моя машина за углом. А твою придется продавать, Олег Николаевич сказал. Пока будешь состоять у них на учете, водить тебе нельзя.
- Продавай, – согласился Дима.
- А на вырученные деньги можем с тобой в круиз поехать. Хочешь?
- Мне все равно.
- Все тебе все равно, – повысила голос Ольга Александровна, но тут же взяла себя в руки, вспомнив, что с сыном теперь нужно быть чуткой. – Димочка, ну пойдем, что ж ты ногами еле волочишь…
Дима обернулся. С крыльца диспансера спускалась Дина. Ольга Александровна заметила, остановилась.
- Через неделю махнем с тобой в путешествие.
- Я не поеду.
- Почему? Из-за Дины? – Ольга Александровна внимательно следила за реакцией сына, но ничего особенного не заметила. – Дима, зачем ты от мамы скрываешь? Я только рада, что вы с ней общаетесь, и хотела бы с ней познакомиться.
- В другой раз.
- Но почему? Хорошая девушка, сразу видно. Она тебе нравится? Может быть, вам пожениться? – Ольга Александровна сама испугалась своей поспешности. – А что я такого сказала? Встречайтесь, в гости ее к нам пригласи. А может быть, и она с нами поедет в круиз?

5

- Ни в какой круиз я не поеду! Что еще выдумала? – Сергей Кириллович крутил баранку иномарки, вкладывая в стиль вождения все накопившееся раздражение на супругу. – Из-за какой-то девчонки столько шума подняла. Подумаешь, встречаются. У него еще сотни девчонок будет, а эта нашему Димону не пара.
Ольга Александровна слушала молча, разглядывая витрины мелькавших мимо магазинов. Наконец, она обернулась к мужу.
- Ты свои отцовские меры принял? Добился своего? Скажи спасибо, что в могилу сына не загнал, откачали. Теперь дай мне решать, что хорошо, а что плохо. Может быть, я тоже не права, но я одно знаю: нужно спасать сына во что бы то ни стало.
- Ну тогда найди ему невесту хотя бы поприличнее, – вспылил Лавров, – а не такую оборванку.
- А если он на других смотреть не хочет? – Ольга Александровна отстегнула ремень безопасности, когда машина прижалась к поребрику проезжей части. – Ты пойдешь со мной к нему в мастерскую или нет?
- Я умываю руки.
- Тогда – целую ваши ноги, – и Ольга Александровна сильно хлопнула дверцей машины, что для иномарок, конечно, противопоказано.

6

В мастерской художника Юсупова окна во всю стену и солнце во все окно. Закат горел над Казанкой. Альберт Булатович корпел над пейзажем. Звонок от входной двери, Юсупов впустил Ольгу Александровну, рассыпаясь в приветствиях.
- Мне позвонили, да… Вот, пожалуйста, можете посмотреть. Эта незакончена, эта продана. Остальное, как вам понравится. Мы и портреты можем.
- Я вижу, – заметила Ольга Александровна, разглядывая портрет Дины. – Это ваша дочь? Значит, я правильно попала. Извините, вы подумали, что я пришла купить картину, но у меня другое дело.
- Хотели бы заказать что-нибудь на свой сюжет? А эти пейзажи вас не интересуют?
- Что ж, – улыбнулась она, – видно, в самом деле придется у вас что-то купить, чтобы вы наконец выслушали меня. Эту заверните.
- Вы даже не интересуетесь стоимостью работы, – Юсупов бросился снимать со стены выбранный пейзаж. – У нас все равно дешевле, чем в салоне худфонда.
- Альберт Булатович, выслушайте меня. Я мать Димы Лаврова. Ваша Дина встречается с моим сыном, и, кажется, наши дети любят друг друга. Поэтому я пришла.
- Да-да, Дима. Дина рассказывала, у него такие же проблемы… – Юсупов закурил. – Очень рад. А пейзажик, значит, вы не покупаете? Впрочем, извините, я совсем заработался. Ничего не могу продать в последнее время. Конечно, я рад, что Дина нашла в вашем сыне… если можно так выразиться, товарища по несчастью. В ее положении это чрезвычайно важно. Но если вам она не нравится…
- Не волнуйтесь, картина мне понравилась, я ее куплю. И не одну. Но сейчас мы должны серьезно поговорить о будущем наших детей. За этим я и пришла. Не удивляйтесь, но у меня к вам серьезное предложение. Речь о судьбе наших детей. Есть шанс им помочь.
- Помочь? Пожалуйста, я готов, – наконец, вернулся на землю грешную художник. – Садитесь, Ольга Александровна, сейчас я чаю поставлю. И поговорим.
Однако разговор прервался, в дверь без стука кто-то вошел. Послышались шаги, и на пороге мастерской застыли Дима и Дина.
- Мама? Что ты тут делаешь?
- Это я дала телефон мастерской, – вместо Ольги Александровны ответила Дина. – Твоя мама хотела купить папины работы.

7

Ксения Ильинична в картиной галерее почувствовала покой. Она не помнила картин, которые смотрела, каждая картина в застекленной раме отражала ее лицо. Выйдя на улицу, она улыбнулась лучу света упавшему ей на лицо. Не спеша, переходя улицу, она услышала скрип тормозов и испугалась, что водитель сейчас ее обматюкает, что не редкость на казанских улицах. Однако тот вдруг разулыбался и закричал:
- Ксения Ильинична!
- Извините, я задумалась…
Она вгляделось в круглое лицо водителя в черной кожанке и улыбку сменило разочарование. Из "Паджеро" вылез и бросился к ней Артамонов – ее ученик-двоечник.
- Здравствуйте! Ксения Ильинична! Рад вас видеть.
- Простите…
- Да ерунда, подумаешь, – тут до Артамонова дошло, что его просто не узнали. – Я же Толик Артамонов, помните, как вы меня "Евгением Онегиным" мучали, все заставляли дочитать эту бодягу…
- Да, но, кажется, так и не смогла этого добиться, – она собралась уходить. Артамонов почувствовал себя учеником у доски.
- Давайте я Вас подвезу.
- Нам не по пути.
- Да вы что? Мы же на одном квартале…
- Я в том смысле, что на ворованных машинах не езжу.
Артамонов остолбенел. Довольная произведенным эффектом, Ксения Ильинична сошла с проезжей части на тротуар и пошла прочь. Сзади Артамонову сигналили недовольные водители, его "Паджеро" перегородило всю полосу, тот сплюнул в сторону учительницы жвачку и проворчал:
- Ну и дура.
Он вовсе не хотел, чтобы она услышала. Но Ксения Ильинична услышала. Слезы на ее глазах не просыхали до самого дома. А там Ксению Ильиничну ждали муж и дочь, занятые собиранием чемоданов.
- Что случилось? – поинтересовался Юсупов, впрочем, больше увлеченный сборами, чем состоянием жены. – В школе обидели?
- Нет, на улице. Учился, у меня один мордоворот лет десять назад, Артамонов, может быть, помнишь. Они тогда еще с гопниками по улицам бегали в телогрейках и лыжных шапочках, людей пугали…
- Помню, – ответила за отца Дина, потому что тот не только не помнил, но и не слушал. – Он в соседней коробке жил.
- Сейчас он меня чуть не задавил на своей иномарке, да еще и обхамил, – рассказывала Ксения Ильинична как можно спокойнее. – Нет, что вокруг происходит? Ведь с ним учились очень приличные ребята из хороших семей, теперь после институтов работу себе найти не могут. А эти в полном порядке, рожи отъели, машин накупили… Что они сделали с великой державой!
- Оставь ты свои великодержавные охи-вздохи, – наконец, обратил на жену внимание Юсупов. – Ты разве не поняла, что мы завтра уезжаем?
- Завтра? – удивилась та и обернулась к дочери. – Куда мы завтра уезжаем?
- Не знаю, – ответила Дина, – это будет завтра. А сегодня я ухожу по очень важному делу.
Она уже собралась и на последний вопрос матери ответить не успела – хлопнула дверью.
- По какому важному делу? – встревожилась мать. – Что вы тут без меня опять задумали?
- Ну, ладно, успокойся. Случилось действительно важное: наша девочка выходит замуж за того Диму, который к нам приходил и завтра мы уезжаем вместе с ними и с новорусской родней в свадебное путешествие.

8

Вечерний аэропорт был ярко освещен прожекторами. Чуть ли не к самому трапу самолета подрулил уже знакомый нам белый "мерс", но за рулем его сидел другой человек. Из салона вышли Лавровы – водитель помог Сергею Кирилловичу достать чемоданы из багажника. Ольга Александровна показывала дорогу. Дима оглядывался по сторонам.
Свой стол регистрации нашли быстро. Ольга Александровна была в восторге, Сергей Кириллович был всем недоволен:
- Ну чего ты опять придумала! Десять дней теперь там с тоски помирай.
- А тебе в Сочи лишь бы на три ночи?
- Летом надо ездить, летом, а теперь там не сезон.
- Да, выцепишь тебя летом, с твоими стройками, – вяло переругивалась с мужем Ольга Александровна. – Ладно, хватит мне настроение портить! Дима, ты их не видишь?
- Нет.
- Скоро посадку объявят… Где же они?
Они ожидали увидеть Юсуповых в одной из припарковывающихся легковушек, а те появились со стороны стоянки маршрутных автобусов, откуда из вновь прибывшего "Икаруса" вываливалась отягощенная багажем толпа пассажиров.
Юсуповы – Альберт Булатович и Ксения Ильинична с дочерью Диной прошли в здание аэропорта, всего на полминуты разминувшись с Ольгой Александровной и Димой, которые вышли на привокзальную площадь другой дверью. Сергей Кириллович, оставшийся в зале регистрации с багажом, Юсуповых никогда не видел, а потому никак на них не среагировал. Впрочем, как и они на него. Юсупову все здесь нравилось, а Юсуповой нет.
- Ну зачем тебе надо было срывать меня с уроков среди четверти, – ворчала она, пока они регистрировались, – все равно через три недели каникулы.
- Зато в Сочи уже лето, а будет ли оно здесь три недели, неизвестно, – ответил муж. – А где они, Дина? Их еще нет? Может, пойдем встретим?
- Не хочу.
- Лично я здесь торчать не собираюсь, – заявил Альберт Булатович, – пойдем посмотрим, как взлетают самолеты.
- Пап, – шла за ним дочь, – скоро посадку объявят…
- Ничего не понимаю, – нервничала на улице Ольга Александровна. – Где же они? Неужели передумали?
- Не знаю, – ответил сын и направился к отцу. Мать бросилась за ним. Они появились в зале регистрации, на полминуты разминувшись с поднявшимися наверх Юсуповыми. Ксения Ильинична сторожила свои чемоданы, так что мать с сыном прошли мимо нее неузнанные.
- Скажите, а вы не можете задержаться с отправлением на несколько минут? – обратилась Ольга Александровна к девушке-регистратору. – У нас не все из группы подъехали, вот-вот должны…
- Как фамилии? – та принялась смотреть по спискам. – И опоздают – не беда, утром сядут на другой рейс, догонят… Юсуповы? Только что зарегистрировались.
- Куда же ты смотрел? Они уже здесь, уже зарегистрировались, – набросилась Ольга Александровна на мужа, сидевшего рядом с незнакомой никому Юсуповой.
- Я смотрел на чемоданы, чтобы не ушли.
- Ольга Александровна? Добрый вечер, – сзади подошел Юсупов.
- Ой, а мы вас здесь ждем, думали, вы раздумали, – обрадовалась Ольга Александровна. – Значит, все в порядке? Успели до посадки?
Тут же и посадку объявили. Все схватились за чемоданы, заспешили на досмотр, откуда всех по одному впускали в закуток, готовых к вылету. Оттуда всех загрузили в автобус, который повез их к самолету. За это время две семьи успели познакомиться. В суматохе рассаживания в салоне авиалайнера Ольга Александровна улучила момент шепнуть Юсупову.
- Как ваша?
- Ворчит.
- И мой рычит.
- А молодые где?
Дима и Дина сидели рядом, но молча. Она смотрела в иллюминатор, он откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, погрузившись в звуки лившейся из плейера песни, конечно, это была Nirvana. Под звуки музыки самолет набирает высоту…

9

После осенней и темной Казани мы попадаем в летние, солнечные Большие Сочи. Видим уютный пансионат. На балкон одного из номеров выходит Лаврова.
- А ты говорил, не сезон. Иди погляди, какая красотища! У нас даже море с балкона видать.
- Ну и что, подумаешь, – отозвался муж в номере, переодеваясь в костюм "Адидас", который у него вместо пижамы, и не заботясь, чтобы жена его слышала. – Купаться все равно, наверно, нельзя.
- А это зачем? – оборачивается она с балконного порога. – Ты так в ресторан собираешься идти?
- А что такого, можно подумать, там на ужин цвет общества соберется, – пробурчал Сергей Кириллович. – Кажется, мы сюда отдыхать приехали.
- Давай не позорь семью, одень свой лучший костюм и только попробуй меня завести – ты меня знаешь…

10

В своем номере Юсупова-мама, раскладывала вещи. Вдруг она обернулась к дочери.
- Знаешь, а может быть тебе надеть новое платье?
- Зачем?
- Затем, – мать снова склонилась над чемоданом и вновь обернулась. В руках у нее была маленькая фата. – В ней я выходила замуж. Всю жизнь для тебя берегла.
- Не надо.
- Ты меня обидишь, – у матери готовы были навернуться слезы. – И так все у вас не по-людски. Расписались – не спросились, что отец с матерью думают.
- Я сегодня с тобой переночую, – вдруг заявила Дина. – А отец с Димой поселятся.
- Что это еще?! – гнев высушил слезы матери. – Сначала заварили кашу, а теперь напопятную… Ты хоть можешь объяснить, зачем тебе это надо было? Ну, родителям Димы, понятно, просто нужна сиделка для своего непутевого сына. А ты – просто купилась на их красивую жизнь?
- Не знаю.
- Что значит – не знаю? Ты хоть его любишь?
- Не знаю! – вдруг закричала Дина и выбежала из номера.

11

В пустом ресторане громко играла музыка, оттого казалось, что вокруг – тишина. В зале отдыхающих было немного. Лишь за столом в углу царило оживление – здесь Юсуповы рассаживались с Лавровыми.
- Дина, куда же ты, садитесь рядом, – Ольга Александровна уступила место рядом с Димой. – Итак, все расселись? Сергей, наливай. За наше романтическое путешествие!
Ксения Ильинична чувствовала себя неуютно и постоянно оглядывалась на мужа, который нарочно ее не замечал, с удовольствием болтая с Лавровой. Сергей Кириллович сосредоточенно ел, бросая на присутствующих взгляды исподлобья.
- Сергей, наливай, – вдруг прервала беседу с Юсуповым Ольга Александровна и поднялась, – между первой и второй перерывчик небольшой. Предлагаю выпить за наших молодых.
Над столом повисло тягостное молчание. Ольга Александровна оглядела присутствующих и продолжала:
- Итак, все знают, для чего мы здесь сегодня собрались. Наши дети, Дима и Дина вчера зарегистрировали свой законный брак. Отец, скажи жениху и невесте свое напутствие.
- Не понял, – выдавил Сергей Кириллович, забыв проглотить кусок.
- Мам, давайте обойдемся без речей, – вставил Дима. – Сидите отдыхайте, не обращайте на нас внимания.
- "Горько" тоже кричать не будем? – поинтересовалась Юсупова.
- Не будем, – подтвердила дочь. – К чему вся эта чепуха?
- Значит, у нас не свадьба, – не унималась Ксения Ильинична, – а просто семейный ужин? Никогда бы не подумала, что вот так я буду выдавать замуж свою дочь.
- Дурак! – вдруг воскликнул Сергей Кириллович и Дима поднял голову, думая, что отец обращается к нему. – Какой же я дурак, ведь не хотел ехать… Значит, ты нарочно все от меня скрывала, чтобы только здесь сообщить?
- После у себя в номере будем разборки устраивать, – отпарировала Ольга Александровна. – Это у Димочки с Диночкой был секрет и я обещала никому не рассказывать. Выпей, закуси как следует, а то на голодный желудок ты плохо соображаешь. А сейчас поздравим молодых!
Немногочисленные посетители ресторана оглянулись на ее звонкий голос, однако не поняли, свадьба за их столом или нет, слишком похоронные лица были у новобрачных.
Не оглянулся лишь один посетитель, сидевший к пирующим спиной. Как стало модным говорить в сенсационных телерепортажах, это был человек, внешне похожий на врача Олега Николаевича.

12

Дима и Дина возвратились в свой номер, сели друг против друга. Долгое молчание.
- Как ты? – спросила Дина.
- Нормально, – ответил Дима. – А ты как?
- Погано.
- Ну что, тогда начнем колеса глотать? – Дима полез в свою сумку достал таблетки и большую бутылку "Спрайта". – Запивать из горла. Не брезгуешь после меня? Вроде как мы теперь не должны…
- Перестань, – Дина тоже достала свои таблетки, выпила. – Отвернись, я лягу.
- Ничего себе брачная ночь, – невесело хмыкнул Дима, но отвернулся, тоже стал раздеваться. – Впрочем, первая брачная ночь у нас прошла оригинально – в самолете, среди облаков… Может, хотя бы поцелуемся, а то в загсе как-то второпях…
- Не надо, прошу тебя, – Дина легла. – И, пожалуйста, свет не выключай, я не могу в темноте.
- Спокойной ночи, – Дима тоже лег. – Спокойной брачной ночи.
- Ты очень хочешь?
- Нет, просто интересно.
- Ты меня любишь? – Дина подождала ответа, но услышала только вздох. – Спасибо за откровенность. Только никогда мне не ври. Кто знает, может, твоя мама права? Может, когда-нибудь мы и правда полюбим друг друга?

13

Рассвет над морем. Тихо и холодно. Ольга Александровна вышла на большое крыльцо санатория, счастливо поеживаясь. И только потом заметила внизу у фонтана, что в такой ранний час она тут не одна. На лужайке Юсупов прицеливался фотокамерой только в одному ему заметную цель.
- С добрым утром, – вспугнула его Лаврова. – А я думала, что одна такая ранняя пташка.
- Доброе утро, – обернулся к ней Альберт Булатович. – Вот, решил, что ни дня не должно пропасть, собираюсь за время путевки плотно поработать.
- Вот вы как создаете свои бессмертные полотна! – улыбнулась Ольга Александровна. – Просто копируете с фотографии?
- Ну зачем же сразу так… На рассвете каждую минуту освещение пейзаж меняется. Снимки мне нужны, чтобы поймать настроение. А потом я все это могу спокойно воссоздать в мастерской.
- Вы обиделись? Не надо, Альберт Булатович, – спохватилась Лаврова. – Я так далека от искусства. А вы могли бы нарисовать что-нибудь, что мне здесь в окрестностях понравится?
- По заказу? Вообще-то я не воспроизвожу в своих работах точные снимки, а из нескольких сочиняю свой пейзаж. Но если вы хотите, вместо тех, что вы оплатили, можно написать другой.
- А портрет вы можете?
- Ваш? Пожалуйста. Когда вы хотели бы мне позировать?
- А сколько это будет стоить?
- Ну что вы, Ольга Александровна, – запротестовал Юсупов. – вы мне столько заплатили за три пейзажа, что мне теперь с вами три года не расплатиться.
- Тихо! – Ольга Александровна оглянулась, хотя в такую рань никто не мог их услышать. – Насчет денег никому ни слова, а то меня мой сразу убьет. Нарисуйте мой портрет. Меня никогда не рисовали художники.

14

Сергей Кириллович спал долго, и даже когда его пришли будить на завтрак, не хотел просыпаться.
- Да вставай же ты, – тормошила его жена, – или вчера до того перебрал, что глаз открыть не можешь?
- Погуляли на свадьбе единственного сына! – съехидничал Лавров, наконец, проснувшись. – Вон Маркушины своего женили, так молодым машину подарили, а родители невесты — квартиру бабушки. Гостей человек шестьдесят в ресторане гуляло…
- Ну и что? Нас было шестеро, зато ты, похоже, выпил за десятерых.
- Вечно ты через пень колоду все делаешь! – Сергей Кириллович натянул свой дежурный "Адидас". – Сама же вчера видела, с кем породниться пришлось. Голытьба, интеллигентщина. Теперь нам молодых одним тянуть придется.
- Не жмотничай ты, – рассмеялась жена. – Пойдем скорее завтракать.

15

После завтрака Лавров завалился спать, Дима ушел к себе с разлюбимой "Нирваной". Дина уговоривала его:
- Разве ты не хочешь город посмотреть? Дим, интересно ведь.
- Да что тут интересного? Меня мать сюда с пяти лет таскала, – ответил тот. – После я тебе экскурсию устрою.
И Дина увела с собой отца. Ольга Александровна, чтобы не мешать злому мужу, постучалась в комнату к молодым. Дима был в наушниках и потому ее стука не услышал. Тогда Лаврова направилась к Юсуповым.
- Тук-тук-тук, тут есть кто-нибудь? Ой, Ксения Ильинична, извините. А где все?
- Пошли город посмотреть, – ответила Юсупова.
- Молодцы! Димочка хорошо знает Сочи, он им все покажет, – обрадовалась Ольга Александровна. – А вы не хотите пойти? Я могла бы вам магазины показать.
- Нет, спасибо. У меня что-то голова разболелась, должно быть к непогоде. Я лучше полежу.
- Ну, полежи, полежи, колода, – ответила Ольга Александровна, впрочем, перед тем закрыв за собою дверь.
Она вышла на улицу одна – и там неожиданно столкнулась с Олегом Николаевичем, доктором из психоневрологического диспансера.
- Добрый день, Ольга Александровна.
- Олег Николаевич! Здравствуйте, – обрадовалась Лаврова. – Как устроились, как спалось на новом месте? А молодые пошли погулять по городу.
- Да, знаю, видел, – ответил врач. – Вот только скажите мне, пожалуйста, зачем вы меня сюда привезли? И почему вы решили, что по городу у вас гуляют молодые? Насколько мне не изменяет зрение, на прогулку вышли Дина со своим отцом, а ваш Дима, похоже, остался
один в номере. Чего я категорически вам не рекомендовал.
- Один?! Боже мой, – и Лаврова бегом повернула назад, влетела в номер к Диме. – Ты оставил ее одну? Ты оставил ее одну! На следующий день после свадьбы!
Дима отрешенно смотрел на мать, продолжая реагировать только на звуки "Нирваны".

16

На улице шел дождь. Лавровы, из своего окна, смотрели, как на берегу резвились молодые. Из своего окна Юсуповы, тоже, смотрели на пляж. Впервые за долгие месяцы они видели, как веселятся их дети. Лаврова постучалась в номер к Юсуповым. Она была в роскошной шубе.
- Можно? Альберт Булатович, извините, а можно меня нарисовать в песце?
- Пожалуйста, – ответил Юсупов. – Только где? Видите, какой на улице дождь.
- Я говорила Ольге Александровне, – встряла Юсупова не к месту, – что чувствую приближение непогоды, у меня с утра так болела голова…
- О, это ничего, что дождь, я тут видела такой чудесный зимний сад с тропическими пальмами. Вот и подумала, что если сделать такой контраст – тропики и зимняя шуба.
Юсупов кивнул то ли в знак согласия, то ли в смысле "ну-ну". Взял мольберт и направился следом за Лавровой.

17

В зимнем саду Ольга Александровна устроилась в роскошной позе. Юсупов установил мольберт.
- Альберт Булатович, а разве вы меня не станете фотографировать?
- Обижаете, Ольга Александровна, снова пытаетесь задеть самолюбие художника, – благодушно улыбался Юсупов, проницательно уставившись на объект. – Я не мазила, не подмастерье. Хотите, я вас сейчас так нарисую, что вы, наконец, поймете разницу между ремесленным копированием действительности и свободным художественным вымыслом? Поймете, что я не подмастерье, а мастер.
- Но я после вашего вымысла себя узнаю хотя бы? – рассмеялась Лаврова.
- Посмотрим…

18

В свою комнату вваливаются Дина с Димкой. Димка сразу подходит к магнитофону.
- Тебе что поставить?
- Что-нибудь.
Димка возится с магнитофоном, включает музыку, обернувшись, смотрит на Дину.
- Боже ты же совсем промокла.
- И страшно замерзла. До утра не доживу.
- А давай сдвинем кровати, предложил Дима. – Два индейца, под одним одеялом, не замерзают.
- Давай.
Димка сдвигает кровати посреди комнаты.
- На ужин пойдем? – поинтересовался он, снимая промокшую футболку.
- Да ну. Там опять перепуганные родичи…
- Веселая семейка у нас получается. Чего только люди от скуки не делают. Еще неделю и у меня крыша поедет.
Димка залезает на кровать, пробует пружины начинает прыгать под музыку. К этому танцу присоединяется Дина. В комнату входит Сергей Кириллович. Не замеченный молодыми, постояв несколько секунд, он тихо уходит. Идет в свои апартаменты, ложится на кровать.

19

В зимнем саду стали собираться зрители. Смотрят на сидящую среди пальм Лаврову, потом с интересом сравнивают ее с тем, что получается на полотне у Юсупова. Его это несколько раздражает, но одновременно льстит самолюбию. Ей же нарастающий зрительский ажиотаж не дает сидеть на месте от любопытства.
- Альберт Булатович, ну скоро? – капризничала она. – Что вы там такое напридумали про меня, что все глаз оторвать не могут?
- Терпение, Ольга Александровна, терпение, – Юсупов вошел в азарт, ему уже совершенно не мешали посторонние и говорил он уже совершенно все, что взбредет в голову. – Вы что же думаете, Юсупов, только с фотографии может пейзажики кропать? Нет, мы еще ого-го чего можем… Вот что, Оленька, сбросьте туфли.
- Что, прямо в колготках?.. – растерялась Лаврова, но послушалась.
- И левую полу шубы побольше откиньте, вот так… Очень хорошо, – оживился Юсупов и взмахи его кисти стали еще более летящими.

20

Дина с Димой лежали под двумя одеялами, крепко прижавшись друг к другу.
- Дима… А завтра ты пойдешь со мной на экскурсию по городу?
- Пойдем, если дождя не будет, – согласился он.
- А почему ты все время слушаешь "Нирвану"?
- Тебе не нравится Курт Кобейн? – удивился Дима.
- Почему, нравится, – поспешила заверить Дина. – Только я в музыке темная, даже не знаю, что такое "нирвана" означает.
- Нирвана – это определенное состояние… – начал Дима бодро отвечать на этот далеко не ясный вопрос. – Ну, это из восточной философии. Ты разве не видела фильма с Кристофером Ламбертом?
- Не видела, – призналась она. – У нас и видика-то никогда не было.
- В общем, проще говоря, это уход от реальности в виртуальный мир, где может быть все что угодно, – все же попробовал сформулировать Дима. – И тот мир настолько ярок, полон силы чувств, переживаний, что после этого возвращаться в нашу реальность – в лом…
Он замолчал, погрузился в свои воспоминания. Дина боялась пошевелиться.
- И ты там бывал? – все же не утерпела она.
- Угадала, – неохотно признался Дима. – Был. Под дозой. Только, извини, рассказать не смогу.
- Хорошо, хорошо, – согласилась Дина. – Мне тоже тяжело это вспоминать… Но, знаешь, когда я элениума наглоталась, я тоже испытала что-то похожее на нирвану. И тоже не смогла бы тебе описать. Столько всего сразу… Настоящего не стало, а прошлое совершенно спокойно переплеталось с будущим, о незнакомых людях я знала сразу: что с ними было и что будет… Даже пустота там не была обычной пустотой…

… С картин Юсупова, которые мы видели в его мастерской, сходят Ксения Ильинична и Ольга Александровна, начинают кружить в хороводе…
Расплывчато показывается лицо врача в шапочке и в маске, склонившегося сверху над камерой – в летящей с сиреной машиной "скорой помощи"… Но потолок медицинской кареты раздвинулся и показался купол звездного неба…

- Дим… ты не спишь?
- Нет, слушаю, – отозвался он, не открывая глаз.
- А я, кажется, засыпаю.
- Спокойной ночи, женушка.
- Ты обиделся? Дима, я просто не могу сразу, честное слово, ты не обиделся?
- Нет, нет. – успокоил ее Дима. – Только, боюсь, так наши предки еще долго от нас внуков не дождутся, – ответил Дима и отвернулся.
Дина погасила лампу.

… Купол звездного неба закрылся и все погрузилось в пустоту…

21

А в зимнем саду назревала сенсация. Собравшиеся любопытные привлекли внимание двух французов, которые тоже заглянули через плечо Юсупова, полюбовались его работой, а потом обратились к нему через переводчика.
- Извините, господин Демуа хотел бы узнать, продается ли эта картина? – обратилась к Юсупову переводчица. – Он мог бы предложить вам очень хорошую цену.
- Пардон, мадам, – ответил тот, не обернувшись, – эта работа не продается. Портрет пишется на заказ.
- Продается! Продается! – вскочила Лаврова, слышавшая весь разговор. – Альберт Булатович, вы с ума сошли? Иностранные гости готовы платить валютой, так что же вы раздумываете!
- Сядь на место! – крикнул Юсупов грозно. – Я еще не закончил.
- Да потом закончите, сначала сделку закончим, – Лаврова подскочила к ним, заглянула за мольберт, увидела себя и обомлела. – Это я?
- Нет, теперь это уже не ты, а мой художественный образ, – ответил Юсупов. – Картина будет называться "Зимний сад".
- Класс! Вот этого я от вас не ожидала…
- Нравится? А вы говорили, фотографировать… – довольный, проговорил Альберт Булатович. – Так что же вы предлагаете мне продать ее? Я пишу ее для вас.
- Для меня еще напишете…
- Извините еще раз, – вновь подошла к ним переводчица. – Мсье Демуа в восторге от названия вашего полотна, настолько к месту оно в этой композиции. И он снова спрашивает, какая ваша цена?
- Мадам, я же вам сказал, картина не продается.
- Продавайте, Альберт Булатович,- зашипела Лаврова ему в ухо. – А то уйдут!
- К сожалению, работа еще не закончена, – обратился Юсупов к переводчице уже значительно почтительней. – Передайте своему мусью, это только первый эскиз, мне необходимо закончить картину у себя в мастерской. Вы же видите, на ней даже краски не подсохли.
- Но мы могли бы обратиться к вам, скажем, послезавтра. К сожалению, они послезавтра улетают.
- Конечно! – не утерпела Ольга Александровна и ответила за Юсупова.

22

На следующий день Дина с Димой шли по городу, глядели по сторонам, но не на людей, а на архитектуру, поэтому не заметили попавшегося им навстречу врача Олега Николаевича. А тот проводил их взглядом, приопустив с носа темные очки и удовлетворенно улыбаясь.
- Ты мне нравишься, – сказал он.
Дина улыбнулась, скосила на него глаза.
- Ну, кажется, скоро я дождусь и признаний в любви?
- Нет, я имел в виду, мне нравится, что тебе не нужны признания в любви, – смутился Дима. – Ты не пристаешь с заботой, как родичи. Я думал, ты меня станешь воспитывать, как моя матушка. А ты классная девчонка, за три дня меня ну нисколечко не перевоспитала.
- У меня все наоборот, – сказала Дина. – Меня отец все время воспитывал. Ты не представляешь, что значит быть дочерью учительницы. За день ее дети в школе так достанут, что дома она меня уже видеть не могла. Поэтому я из школы сразу к отцу в мастерскую сбегала… Уже с третьего класса я поняла, что нельзя маме рассказывать про очередную папину натурщицу. Для меня было совершенно естественно, что тетеньки сидели
перед ним голыми, я подумать не могла, чем они там могут заниматься за перегородкой, пока я делала уроки. А когда, наконец, поняла, то даже зауважала его как мужчину, ведь к нему такие красавицы приходили! Они видели в нем прежде всего художника, а мать над его творчеством откровенно смеялась. Поэтому я была на его стороне.
- Везет тебе, – вздохнул Дима. – Мне вообще твой отец нравится.
- Так кто тебе нравится, – притворно возмутилась Дина, – я или мой отец?
Тут перед ними притормозила гладенькая иномарка, опустилось затемненное стекло и высунулась волосатая рука с пятидесятирублевой бумажкой.
- Мальчик, ну-ка сбегай за бутылкой, – раздался оттуда голос, – а мы покараулим твою девчонку.
Дина вцепилась в Димину руку. Тот огляделся.
- Судя по номерам, вы московские? Тогда должны знать Лаврика? Это мой отец, – заявил Дима. – Если ты тронешь мою жену, то он за свою любимую сношеньку сделает с тобой, с твоими детьми и твоей мамой тоже самое. Так что катите отсюда.
После секундной паузы из машины вышел огромный жлоб и подошел к ним.
- Будем считать, что познакомились. Значит, мой дружбан Лаврик тоже здесь? Пусть с нами сделает тоже самое, — он достал с заднего сиденья бутылку шампанского и шоколад. – А это его сношеньке. Передавай привет батяне от Слона. И скажи, что у него очень красивая сноха и очень находчивый сынок.
Иномарка уехала. Дима и Дина остались стоять на тротуаре.
- У тебя правда отец такой крутой? – спросила она, отпустив Димину руку. – Он правда Лаврик?
- Да нет, – ответил Дима. – Про Лаврика я от одного наркокурьера московского однажды слышал. Есть в Москве такой авторитет, наркобарон. Этот Слон меня, конечно, расколол, что никакой я не Лавриков сын. Но даже одно имя его подействовало!
- А ты мне нравишься, – сказала Дина.
- Ну, дело у нас, кажется, идет к взаимности, – он неожиданно притянул ее к себе и поцеловал.
Первая реакция Дины – увернуться от поцелуя. Но затем она обняла Димку. На другой стороне улицы стоял Олег Николаевич и понимающе улыбался.

23

- Что ты нашел в этой корове?
- Перестань. С каких это пор ты стала ревновать к натурщицам!
- Натурщица? Не держи меня за дуру. Конечно, я дура. Но не до такой степени.
Ксения Ильинична отходит от окна берет картину, на которой изображена обнаженная Ольга Александровна. Испачкав пальцы в краске, она вытирает их об рубашку Альберта Булатовича.
- Не трожь, сказал! Еще же не высохло^ – Альберт Булатович выдернул картон с "Зимним садом" и отошел к своей тумбочке.
- Я что не вижу. Ты ведь пишешь не женщину. Здесь же похоть изображена.
- Да? Чья? Каждый в живописи видит то, о чем сам больше всего думает.
- Ты хочешь сказать, – продолжала Юсупова, – что ты с ней общаешься лишь для того, чтобы организовать это свадебное путешествие?
- Если честно, я надеялся хоть здесь написать именно то, что хочется, – признался Юсупов. – Чтобы не висели над душой критики, заказчики. Все равно бы она купила, как ее не напиши.
- Да кто у тебя еще купит такую мазню!
- Заткнись, тебя не спрашивают, – оскорбился Юсупов. – Кажется, мы давно с тобой условились, ты можешь считать меня какой угодно бездарностью, меня это не касается. Между прочим, эту мазню только что у меня пытались купить два француза.
- Можно подумать. – иронично рассмеялась Юсупова. – Может, они тебе еще предложат мастерскую в Бретани?
- Может быть. Только я не поеду. Как я там буду работать?
- Конечно, собутыльников нет.
- Там же свет другой.
- И этой суки рядом не будет, – зло подхватила Ксения Ильинична, указав на портретную соперницу. – Ты посмотри на свою работу. Даже здесь заметно. Ей так хочется трахаться, аж ноги судорогой сводит. Нет, ты посмотри.
Альберт резко привлекает к себе жену.
- А тебе не хочется?
- Пусти, – испуганная Ксения пытается вырваться. После небольшой возни они заваливаются на кровать. – Альберт, что с тобой… Она тебя так возбудила, что ты готов бросаться на кого угодно? Даже на свою жену?
- Какая же ты все же стерва, – он поднялся, закурил. – Как художник я тебя не устраиваю, как муж не устраиваю… Я тебя устрою лишь, когда буду лежать в гробу. Но этого удовольствия я тебе доставлять пока не буду.

24

В номере Лавровых Ольга Александровна прихорашивается перед зеркалом. Сергей Кириллович с трудом приподнимается на кровати, с отвращением закуривает.
- Опять лежа куришь? – закричала на него жена, не оборачиваясь от зеркала. – Сколько раз я тебе говорила…
- Выпить дай.
- Откуда я тебе возьму? В холодильнике ничего не осталось, – она закончила макияж, взялась за сумочку. – Лавров, кончай пить, я тебе говорю. Скоро путевки закончатся, а ты из номера ни разу не вышел. Так и улетишь домой, ни разу на пляже не побывав?
- Денег дай.
- У тебя что, и деньги все кончились? Ну ты даешь…
- Ты куда пошла? Опять к этому мазиле голышом позировать?
- А ты откуда знаешь? – удивилась Лаврова. – Во-первых, я была одета, у меня полно свидетелей.
- Вся гостиница об этом говорит.
- А… так мы в гостинице, а не в пансионате? – злорадничала жена. – А какое хоть сегодня число, ты помнишь? Который день ты пьешь?
- Второй? Третий? – Сергей Кириллович действительно сбился со счету. – Ладно, ладно, иди к своему художнику!
- Никуда я не пойду, пока ты не затушишь сигарету! – закричала вдруг Лаврова. – А ну ложись давай и спи. Вечером я принесу тебе бутылку, алкаш несчастный, чтобы ночью по пансионату не шатался, а сейчас отсыпайся давай.
Лавров послушно ложится, а может, крик жены так ударил в голову, что не было сил усидеть. Однако стоило ей уйти, как он, не поднимая головы с подушки, ловко сунул руку под кровать и достал оттуда стакан, наполовину наполненный заначенной водкой. Сел. Выпил. Достал из тапочка сторублевку.
- Спи, моя радость, усни, – пропел он сам себе. – Сама спит с кем попало. А мы пили и будем пить!

25

В номере Юсуповых Альберт Булатович дописывает последние штрихи к "Зимнему саду", а Ксения Ильинична лежит в постели с мокрым полотенцем на лбу.
- Альберт… Альберт… – зовет она слабым голосом, но муж не реагирует. – Альберт, мне плохо…
- Плохо – это хорошо, – отвечает жестокий художник. – А как плохо? Как вчера или еще хуже? Может, врача вызвать?
- Мне правда плохо, – продолжает канючить жена.
- Как всегда, когда я начинаю работать, – холодно отрезал муж. – А может, тебя в медизолятор положить? Там за тобой врачебный уход будет, уколы в задницу… Ага, не хочешь врачей? Ну, тогда вставай и кончай симулировать. Твои стоны больше ни на кого не действуют.
- Ну, что ты к ней приклеился, словно эту потаскуху на полотне медом обмазали?
- Медом – это мысль, добавим немного медового оттенка, – отозвался Юсупов. – Все, последний штрих, больше нету времени, скоро покупатели придут.
- Только не говори мне больше про французов, – приподнялась Юсупова. – Все равно не поверю.
В это время без стука входит Лаврова, заглядывает к нему через плечо и визжит от восторга.
- Эскиз! Эскиз!
- Не эскиз, а экстаз, вы хотели сказать? – поправляет ее Ксения Ильинична.
- А вы все болеете? – обернулась к ней Лаврова. – На улице такая погода прекрасная, прогулялись бы лучше… Мой тоже третий день не встает, замучилась за ним бутылки из номера выбрасывать… Альберт Булатович, вы так и не решили, какую цену французам назначить?
- Честно говоря, я отстал от конъюктуры рынка… Ольга Александровна, может, вы с ними сами?
Раздается вежливый стук в дверь, переводчица вводит французов.
- Добрый день, мсье Юсупов, – улыбнулась она. – Мадам Лаврова любезно сообщила, что нам можно зайти.
- Я закончил, только лаком осталось покрыть, – ответил Альберт Булатович, поливая полотно из аэрозольной упаковки. – И еще несколько кадров на память.
Он достал фотокамеру, сделал несколько снимков с "Зимнего сада". Ксения Ильинична боялась вылезти из-под одеяла при посторонних, которые, впрочем, деликатно не обращали на нее внимания.
- Мсье Демуа хотел бы все же услышать вашу цену, – начала переводчица.
- Передайте ему, в смысле, переведите, – подхватила Лаврова, – Как агент маэстро Юсупова, я хотела бы сначала знать, а во сколько сам Демуа оценивает мой портрет обнаженной? Или он нас за дураков считает?
- О, кей, – согласилась переводчица и все передала по назначению. – Мсье Демуа думает, что эта картина вполне может быть оценена в десять тысяч.
Даже Юсупова под одеялом замерла. Альберт Булатович вопросительно взглянул на Лаврову, та едва заметно кивнула.
- Ну, что ж, лак просох, я согласен. – заявил Булатов и протянул французу "Зимний сад", тот с готовностью обменял его на пухлый конверт.
… Под тропическими пальмами восседает феерическая женщина, в которой с большим трудом можно узнать Ольгу Александровну Лаврову, хотя портретное сходство с ней почти фотографическое. Обнаженная красавица нежится под жарким солнцем, между тем, как левое плечо и спина ее укрыты песцовой шубой – с той стороны прекрасную тропиканку подпирает сахаристо сверкающий на солнце снежный сугроб, с той стороны завевает вьюга, но ночное небо яснозвездное, осиянное северным сиянием…
- Мсье Демуа благодарит мадам Лаврову и готов впредь покупать все работы маэстро Юсупова, выполненные в подобном стиле, – перевела переводчица и перешла порог номера.
- Спасибо, если не врет, – бросил вслед Юсупов и полез в конверт. – Действительно, десять тысяч… Ой, да не рублей, а долларов!

26

Дима с Диной идут по торговой улице, на которой уже загораются вечерние огни.
- Устала? – смотрит Дима на Дину. – Ведь целый день на ногах… Может, сюда зайдем, я этого салона еще не видел.
Они заходят в магазин музыкальных инструментов, где Дима сразу направляется к витрине с электрогитарами и обнаруживает, что одна из них подключена для демонстрации.
- А она что, даже настроена? – поинтересовался он у продавщицы. – И любой может попробовать?
Продавщица смерила его оценивающим взглядом, парень ей понравился, но не понравилось, что рядом с ним оказалась какая-то замарашка, поэтому она разочарованно взмахнула рукой, разрешила. Дима прошелся по струнам, подкрутил что-то на пульте усилителя – и выдал для начала простенький слип, потом пробежался по грифу, разминая пальцы и наконец забыл обо всем на свете, впадая как всегда в нирвану…
- Ну, Димка, ты даешь… – восхищенно воскликнула Дина, растерянно оглядываясь по сторонам, где уже стали собираться посетители-слушатели. – Может, кепку пустим по кругу, на коктейль деньжат насшибаем, а?
Он не реагирует, тогда она сняла с него модную кепку и прошла по кругу. Слушатели рассмеялись, но денег немного набросали. Даже продавщица, скривив губки в знак презрения, все же раскошелилась.

27

Поднимаясь по лестнице, Ксения Ильинична столкнулась с Сергеем Кирилловичем. Она опустила голову, пытаясь проскользнуть мимо.
- Извините.
- Ксения Ильинична! Что случилось? – Сергей за плечи пытался развернуть к себе Ксению.
- Пустите, – Ксения убежала к себе в комнату. Сергей проследовал за ней.
- Но что же все-таки случилось?
- Ничего не случилось.
- Но мне сказали, что вы болеете, не встаете.
- Мне тоже самое сказали о вас, – ответила Юсупова. – Да, я болела три дня, но ни мужу, ни дочери дела нет… Не то чтобы врача матери вызвать, даже стакана воды некому подать.
- Я тоже остался совершенно… – Лавров бряцнул пакетом с бутылками. – Куда все делись, понять не могу.
Сергей открыл бутылку водки. Ставит перед Ксенией стаканы. Разливает.
- Ну, стакан-то я вам с удовольствием… У вас что-нибудь закусить найдется? – спросил он. – Раз нас все бросили, будем пить вдвоем. Выпейте!
Ксения все это время не может найти слов от расстерянности. Он выпивает один, морщится. Потом смотрит на Юсупову, не в силах вымолвить слова, только указывает пальцем на ее стакан.
- Спасибо, но я не пью.
- Я тоже не пью, – выдохнул Лавров. – В Казани столько дел, что даже по воскресеньям некогда оттянуться, там я постоянно держу себя в форме. А вот отдыхать разучился. Тут я чувствую себя не в своей тарелке. Выпейте, пожалуйста.
- Но мне нельзя, у меня давление… Хотя, может быть, это и к лучшему, всех освобожу… Что ж, – неожиданно решила Юсупова. – В самом деле, раз нас все бросили…
- Она достала из холодильника бутылку лимонада, тарелочку с немудреной закуской. Выпила и замерла, ожидая немедленной смерти. Но не умерла, а Лавров тут же налил по второй.
- Почему так происходит? – Ксения Ильинична взяла протянутый ей стакан. – Я всю жизнь учила детей на примере классических произведений прекрасному, доброму, вечному. А кругом одна глупость, злость и суета… Выходит, я всю жизнь своим ученикам врала? – она выпила, поперхнулась и закашлялась. – Ой, что это… Я думала, вы мне лимонаду налили запить…
- Помилуйте, Ксения Ильинична, разве я смел бы налить даме какого-то лимонаду, – возмутился Сергей. – Это чистейший "Абсолют".
- Ого, да вы Булгакова читали? – удивилась Юсупова. – Надо же, бизнесмен, воротила, а "Мастера и Маргариту" чуть ли не дословно цитирует.
- Я?! – изумился Лавров. – А что же вы думали, если мы зарабатываем много, то уже совсем ничего не знаем, кроме арифметики?
- Я думала, отчего мы вдруг стали в жизни не нужны? – продолжала Ксения Ильинична, заметно опьянев. – А ответ-то вот он, на поверхности… Дети выросли, у них теперь своя жизнь, зачем им теперь родители!
Дверь распахнулась, в комнату быстро вошла Дина. Ксения Ильинична застыла. Сергей Кириллович, держа руку на плече Ксении, обернулся на Дину. Та быстро прошла к маме:
- Мам! Я денег немного возьму?
Поцеловав в щеку мать, Дина залезла к ней в сумочку. Показала ей банкноту и убежала. Ксения, опрокидывая стулья, бросилась за дочерью. Сергей остался допивать водку.
- Дина!
- Мы скоро вернемся.
- Дина! Стой!
- Ну что?
- Мы с Сергеем Кирилловичем обсуждали проблемы образования. А ты что подумала?
- Какие вы скучные.
- Что ты себе позволяешь!
- Мама! Ты закусывай, пожалуйста, и не думай о том, что о тебе думают, – Дина пожала плечами и убежала.

28

В баре танцевали Ольга Александровна с Альбертом Булатовичем, пытались вальсировать под ритмичную и немелодичную "кислоту", стараясь расслышать друг друга, а вокруг веселилась отдыхающая публика.
- Ну, что? – пыталась перекричать грохот Лаврова. – Вот вы теперь богат и знаменит, глядите, как на вас сегодня все оборачивались в пансионате… Талант – это страшная сила!
- Все это благодаря вам, – оправдывался Юсупов. – Идея с зимним садом ваша и французов на десять тысяч раскрутили вы.
- Что же делать, я такая, – отвечала польщенная Лаврова, – не могу видеть вокруг несчастных мужиков. Ни сына, ни мужа, ни свата. Мы ведь с вами теперь родня, значит, обязаны друг другу помогать. Сколько нам до отъезда осталось? Вот увидите, я вам еще такого заказчика здесь найду, вы свою Ксению Ильиничну на год вперед безбедно обеспечите. Главное, вы
поверили, что способны на большее, а если что не будет получаться, не вините себя и судьбу, коммунистов и демократов, а живите дальше – тогда все получится.
Дима ждал Дину перед входом в бар, она подбежала к нему. Чмокнула в щеку.
- Ну, вот и я, – сказала она. – Куда пойдем?
- Это зависит от того, сколько у нас наличности, – ответил он. – На сколько я сегодня налабал, ты так и не ответила.
Дина эффектным жестом высыпает на его ладонь монеты и бумажки, незаметно присовокупив к ним пятидесятирублевую бумажку, которую только что взяла у матери.
- Ничего себе, да тут больше двухсот тугриков! – весело воскликнул Дима. – Тогда предлагаю остаться здесь. По-моему, нам хватит на пару коктейлей.
Они подходят к стойке, заказывают напитки.
- Дим, а ты не боишься, тут все же алкоголь, – робко заметила Дина. – Мы с тобой такие лекарства принимаем…
Дима не ответил, но замкнулся.
- Да черт с ними, с таблетками! – решила исправить положение Дина. – Давай сегодня отметим наш первый семейный заработок. Надеюсь, я тоже имею отношение к твоему успеху у публике?
- Ты была моим импрессарио, – ответил Дима. – Любой порядочный музыкант должен такого иметь. Правда, я не Курт Кобейн…
- Ты Дмитрий Лавров, разве тебе этого мало? – подхватила Дина. – Когда я тебя послушала, я просто обалдела, как здорово у тебя получалось.
- Это гитара такая крутая, "Фендер", она сама играет, – ответил Дима. – И аппарат навороченный.
- Ты должен продолжать, – настаивала Дина. – Сегодня мы на пару коктейлей заработали, а завтра, глядишь, на пару коттеджей наберем!
Дима кивнул назад. Дина повернулась от стойки и увидела среди танцующих своего отца с матерью Димы. Родители детей не замечали, увлеченные разговором.
- Как тебе это нравится? Старики оттягиваются, отмечают успешно проданный "Зимний сад", – прокомментировал ситуацию Дима. – Молодцы, нашли себе занятие, хоть нас два дня не достают. Вот только где другая пара, интересно? Сидят по своим норам.
- Видел бы ты их, какие они, – не удержалась Дина. – Сейчас захожу в номер. Мать моя там с твоим отцом водку жрут. Догнала меня в коридоре начала оправдываться. Ее волнует вопрос, чтобы я не подумала чего плохого.
- А какой вопрос тебя волнует?
- Меня? Как мы будем дальше развлекаться.
- Как всегда, – ответил он. – Пойдем к себе и ляжем баиньки, без всякого там баловства. Это пусть предки безобразничают.
- Дурак! – оборвала его Дина. – Ты представляешь, если отец сейчас к себе поднимется?
- А что, забавно было бы!
В это время Лаврова с Юсуповым прекратили танец. Между ними произошел такой разговор.
- Ольга Александровна, теперь, когда у меня появились деньги, – начал неловко Юсупов, – может быть, я мог бы вернуть вам долг?
- Вы с ума сошли? – удивилась Лаврова. – Я вам в долг не давала, а купила у вас три пейзажа. Возможно, по несколько завешенной цене.
- Те открытки ничего не стоят, вы же знаете, – ответил Юсупов. – Хорошо, не долг, но на определенный процент от сделки с французом вы имеете полное право, я уверен.
- Какой же ты идиот, – заорала Лаврова и устремилась к выходу.
Юсупов опомнился слишком поздно и продирался сквозь толпу топчущихся на танцполе слишком нерасторопно – Лаврова успела убежать от него. Следом за ним, оставив коктейли недопитыми, поспешили Дима и Дина.

29

В номер Юсуповых заглянул врач Олег Николаевич, предварительно послушав за дверью, что там делается. А там было тихо. Юсупова спала на своей кровати. Рядом с ней пристроился Лавров, правда, целомудренно устроившись поверх одеяла.
В это время по лестнице взлетела на свой этаж расстроенная Лаврова. Она торкнулась в свой номер, но там было пусто. Тогда она вбежала в следующий номер, где жили Дима и Дина, которых тоже не было. Наконец, она влетела к Юсуповым и столкнулась в дверях с врачом.
- Олег Николаевич? – удивилась Лаврова. – Как вы здесь очутились?
- Мне нужно с вами поговорить, Ольга Александровна, – врач попытался вывести Лаврову из номера или хотя бы закрыть от нее спиной «постельную мизансцену». – Нам нужно с вами поговорить о молодоженах, поскольку я решил завтра уехать.
Тут подошел запыхавшийся Юсупов и численный перевес решил противостояние в дверях в пользу вошедших. Представившаяся им картина вызвала что-то вроде гоголевской немой сцены, при которой Олег Николаевич не пожелал присутствовать. Он стал спускаться по лестнице и не успел увернуться от налетевших на него Диму и Дину.
- Вот это встреча! – воскликнул Дима. – Олег Николаевич, а вы как попали не только в наш пансионат, но и в наш заезд? Уж не матушка ли моя вас спонсировала?
- Вы здесь следили за нами? – поразилась открытию Дина. – Какая гадость! Значит, мы и здесь оставались вашими пациентами?
- Ребята, позвольте мне все объяснить, – начал Олег Николаевич, – но только не на лестнице. Может, пройдем в ваш номер?
- Ну уж нет, этот номер у вас не пройдет, – отказал ему решительно Дима. – Оставьте нас, займитесь лучше нашими предками, вот кому точно нужна психиатрическая помощь.
- Дима, Дина, послушайте, вам сейчас туда нельзя, – преградил им дорогу врач. – Вашим родителям нужно самим разобраться. Честно скажу, из всех трех семейных пар Лавровых и Юсуповых вы оказались лучше всех. Стоило родителям оставить вас заниматься своими проблемами самостоятельно, как вы доказали, что способны решать их лучше, чем они могли вам предложить. Завтра я улетаю, сейчас надо ехать в аэропорт, вы не хотели бы меня проводить?

30

Раннее утро, Дима и Дина не торопясь возвращаются в пансионат. Поднимаются к себе, входят в номер. В кресле сидит Лаврова.
- Где вы были? – произнесла она низким трагическим голосом много пережившего человека. – Я все дискотеки обежала, всю ночь не спала! Неужели хоть записку нельзя было оставить?
- Я женатый человек, мама, – ответил Дима очень спокойно. – Давай я стану отчитываться перед женой, а двоих вас на меня слишком много будет. Завтра мы улетаем в Казань, отдай наши билеты.
- Мы все улетаем через день! Вы уж нас простите, может, мы были плохими родителями…
- У нашей семьи свои планы, – не отступал сын. – Вы можете лететь послезавтра, мы не станем возражать, договорились?
- Но только при условии, – согласилась Лаврова, – что я вас провожу в аэропорт.

31

Крупным планом на экране записка, нацарапанная на отрывном листке календаря:
"Папа, мама, мы вас очень любим, но нам срочно нужно лететь в Казань. Не ругайтесь, проведите последний день нашего медового месяца в мире и согласии. Дина и Дима".
Альберт Булатович вошел в номер к Лавровым. Сергей Кириллович сидел за столом, на котором лежала записка. Юсупов положил на стол такую же записку, на листке того же формата.
- Читал?
- Читал.
- Содержание идентичное?
- Слово в слово.
- Выпьем? – Юсупов поставил на стол бутылку.
- Выпьем, – повторил Лавров и слово и жест гостя, выставив из-под стола свою бутылку.
Сели. Выпили. Помолчали, каждый изучая свой экземпляр письма от детей.
- Может, оно к лучшему, – заметил Юсупов. – Пусть попробуют жить самостоятельно.
- Может, своей заботой мы им не помогаем, а только мешаем решать свои проблемы, -Лавров разлил водку по стаканам. – Повторим?
- Повторим.
Повторили. Закурили.
- Поговорим?
- Поговорим.
- Ты зачем мою бабу голой рисовал?
- А ты зачем к моей бабе в постель забрался?
- Так она одетая была!
- И твоя одетая. А «обнаженка» – это моя художественная фантазия.
- Я бы ей сейчас показал такую обнаженку: Только она от меня куда-то ушла. А где твоя?
- Я ее выгнал.
- Драться будем?
- Будем, только ты со своей пьянкой совсем никакой, а я в молодости боксом занимался.
- Тогда давай напьемся? – предложил Лавров. – Когда дойдем до кондиции, наши силы уравняются.
- Наливай. Бог троицу любит, – согласился Юсупов.
- Я тебе кое-что расскажу. – Лавров выпил, задержал дыхание, потом резко выдохнул и начал свой рассказ. – Конечно, я сам виноват во всем. Когда у меня пошли дела, Димон все видел. Я при нем считал деньги. Конечно, он ни в чем не знал нужды. Он слишком рано понял, что он богатый человек. Он это понял раньше, чем узнал, как достаются эти деньги. Какой это труд. Чтобы делать деньги, тоже нужен талант. Десять лет назад я и сам не знал, что такое деньги. Они тебя забирают целиком. Но они не могут тебе заменить все. Как тебе твоя живопись.
- Живопись тоже не может все заменить. Проблема в том, что ты становишься частью этого процесса, рабом искусства.
- Вот, вот! Когда я это понял, было поздно. Вокруг сына появились девочки, которые тоже поняли, что он богатенький мальчик. И посадили его на иглу, чтобы можно было тянуть с него копейку. Я должен был это заметить раньше. У меня ведь мгновенная реакция. Я замечаю малейшее колебание коньюктуры. Не будь такой реакции, меня бы давно уже закопали. А тут хватился, когда его арестовали.
- Диму! Арестовывали? За что?
- А ты не знал? За наркоту, – ответил Лавров. – Пришлось давать взятки. И я давал, иначе чего стоит моя способность грести бабки, если я не смог защитить своего единственного сына?
- Тогда я тебе тоже расскажу, – сказал Юсупов. – В детстве Дина очень любила ходить в цирк. С деньгами у меня напряг. Наскребу на два билета, и везу ее в цирк. Едем зайцами, чтобы хоть мороженное ей там купить. В перерыве там в фойе столько соблазнов – фотографии с животными там,всякие игрушки, мороженое, сладкая вата… И вот она подходит и спрашивает: "Папа, а ты можешь мне купить вот эту сосучку"? Я говорю: "Нет". Она молча идет дальше, разглядывает игрушки, но уже ничего не просит. Мои друзья,
кому об этом рассказывал, говорят: "Ты счастливый отец. У тебя такая замечательная дочь, которая все понимает!" Я самый несчастный человек. Чего стоят все мои таланты, вся моя духовность, если у меня нет червонца, что бы купить копеечную конфетку?..
- У меня есть червонец! И кто из нас несчастнее?

32

Ксения Ильинична гуляет по набережной, навстречу ей идет Лаврова. Юсупова заметила ее слишком поздно и не успела сбежать в боковую аллею.
- Добрый день, сваха, – кивнула та, поравнявшись. – Вышла-таки на свет Божий?
- Где дети? – холодно спросила Юсупова.
- Я их в аэропорт проводила, – ответила Лаврова. – Не хотят они завтра с нами лететь, противно им смотреть, когда Динина мама так напивается, что не помнит, с кем в кровать завалилась.
- А может, им противно, когда Димина мама у всех на виду нагишом позирует?
- Ты зачем, колода, с моим мужиком нализалась? – повысила голос Лаврова.
- А ты, корова, с моим не лизалась? – не отставала от нее Юсупова. – Чем мы хуже?
- Дура ты, сваха, – вдруг остыла Ольга Александровна. – Альберт Булатович прежде всего художник! А ты на нем крест поставила. Вместо того, чтобы его в гору тянуть, ты его в грязь всю жизнь втаптывала. Думаешь мой забулдыга-прораб Лавров когда-нибудь стал бы президентом крупной строительной корпорации, если бы я его не подталкивала, не подставляла плечо, не стелила б соломки, если вдруг он падал?
- Своего, значит, в люди вывела, теперь за моего взялась?
- Альберт Булатович – талантливый художник:
- Не смешите меня, – надменно хмыкнула Юсупова. – Ты считаешь ваш "Зимний сад" шедевром?
- Ну, шедевр не шедевр, но теперь вам года два можно вообще не работать и жить в удовольствие, – Лаврова полезла в сумочку, достала билеты. – Ладно, вот ваши билеты, вылет завтра в три – пятнадцать, надеюсь, без нас до аэропорта доберетесь?

33

В мастерской художника Юсупова окна во всю стену, и дождь во все окна. Альберт Булатович за мольбертом, но теперь пишет не очередной пейзаж, а что-то сюрреалистическое. Звонок в прихожей, он идет открывать и с удивлением видит на пороге Сергея Кирилловича Лаврова.
- Пустишь?
- Заходи, – Юсупов пожал протянутую руку. – Выпьешь?
- Завязал. В Казани столько дел навалилось, пока отдыхали, все ниточки растерял, третью неделю собрать не могу. Вот мимо проезжал, решил заглянуть.
- Ну тогда чаю, – Юсупов усаживает гостя. – Я тоже весь в работе, тот французик Демуа меня не кинул, недавно пришел заказ на три работы. Покупает не глядя.
- Молодец, – похвалил Лавров. – А я к тебе тоже пришел с заказом. Напишешь мой портрет? Только без обнаженки.
- Это можно, – хохотнул Альберт Булатович. – Садись вот в это кресло, а я пока свет выставлю…
- Как там Дина с Димой? – поинтересовался Лавров, усаживаясь.
- Не знаю, они сюда теперь не забегают, – признался Юсупов, я ведь даже ночую сейчас здесь, в мастерской, дома раза два показывался.
- Просто моя волнуется, почему они к нам в гости не заходят.
- В гости? – Альберт Булатович остановился в недоумении. – Так разве они не у вас живут?
- Не понял, – Сергей Кириллович даже не заметил, что повторяет свои слова, сказанные на свадьбе сына. – А мы были уверены, что молодые у вас остановились… Дурак! Какой же я дурак! Опять пустил все на самотек, посчитал, что само все образуется. Так они не у вас живут?
- И значит, не у вас? – Юсупов встревоженно заходил по мастерской. – Где же они могут быть?
- Главное, мы в аэропорту так поспешно расстались, что даже адреса вашего и номера телефона не спросили… Значит, они опять в каком-то гадюшнике. Неужто мой опять ширяться начал? А в институте их нельзя найти?
- Я звонил в учебную часть, – ответил Юсупов. – Они принесли справки от Олега Николаевича, их освободили от занятий, разрешив сдавать сессию экстерном. А я был, главное, уверен, что они у вас.

34

Мерс несется по дороге. Лавровы заняты своим любимым делом – ругаются.
- Перестройся в левый ряд. – Ольга Александровна поправляет губы в зеркале заднего вида.
- Вместо своих идиотских советов, расскажи, что сказала Юсупова.
- Что она может рассказать? Они не знают где Дина с Димкой, – ответила Лаврова. – Тебя сейчас подрежет «девятка».
- На, тогда сама рули! – Сергей сует в руки жене рулевое колесо – та не сразу соображает, что это детская игрушка. В сердцах отбрасывает его на заднее сиденье, Лавров хохочет, довольный шуткой.
- Идиот! Все ему хиханьки, – рассердилась Лаврова. – Останови сейчас же! Слышишь?
- Что, приспичило? – Лавров стал прижиматься вправо. – Тут нигде туалетов нету.
- Да останови же ты, там, кажется, я Дину видела!
Ольга Александровна выскакивает из машины чуть ли не на ходу, бежит назад и нагоняет таки действительно Дину, которая расклеивает самодельные афиши.
- Диночка, деточка, как вы нас напугали! – воскликнула она, подхватывая девушку в объятия.
- Ольга Александровна? – удивилась и обрадовалась Дина. – Осторожнее, клейстером перепачкаетесь…
- Где вы живете? На что вы живете? Почему никому ничего не сообщили?
- Но ведь мы договорились, что вы дадите нам пожить самостоятельно.
- Твои родители были уверены, что вы живете у нас, а мы были уверены, что вы живете у твоих родителей, – Лаврова все же не удержалась от слез.
- Вы даже денег не взяли! Где вы ночуете?
- Да не волнуйтесь вы так, Ольга Александровна, – улыбнулась Дина. – С Димкой все в порядке. Просто ему страшно некогда, они же с утра до ночи репетируют, а по ночам он аппаратуру сторожит. В их группе все ребята не пьют, только пива немного, все категорически против наркотиков, даже поют пару вещей об этом. Я, конечно, всегда с Димкой. Мы здорово устроились! Вот, возьмите афишки, и приходите на его первый концерт.

35

Танцевальное фойе Дворца культуры, заведенная пивом и децибелами толпа разнаряженной в немыслимые прикиды молодежи кричит, свистит и машет руками, поддерживая вышедших на сцену музыкантов. Начинается увертюра и вперед к микрофону выбегает Дима.
Сквозь ревущую толпу поближе к сцене пробираются Лавровы и Юсуповы, возле самой сцены они замечают Дину, прыгающую от радости на месте и размахивающую руками.
Дима начинает петь. На фоне песни звучит голос Дины, которая читает письмо к родителям:
"Дорогие папа с мамой! Пишут вам Дима с Диной, которые вас очень любят. Мы скоро приедем, как только закончится гастрольное турне. Папа с мамой, не ругайтесь, живите дружно, ведь скоро вы станете дедушкой с бабушкой…"